Беседа состоялась за кулисами концерта «Украина — это мир», проходившего в Театральном институте им. Збигнева Рашевского (Варшава). Вырученные от мероприятия средства были переданы на защиту и сохранение украинских памятников культуры, которые находятся под угрозой из-за военных действий.
Катажина Пилярская: У вас нет ощущения, что вы находитесь между двумя мирами? Еще несколько часов назад вы были там, где идет война.
Наталья Половинка: Мне так не кажется, я это воспринимаю именно так, как следует из названия нашего концерта: Украина — это мир, весь мир — это Украина. Эта война намного больше, чем Украина. Это борьба между сознательным и бессознательным на Востоке и между жизнью украинцев и жизненным комфортом остального мира — на Западе. Для мировых лидеров такая ситуация в порядке вещей. Я прекрасно вижу, какая огромная помощь исходит от простых людей, как они все объединились в едином порыве. Однако чем выше, чем солиднее должности, тем этой помощи меньше. Так обстоит дело во многих странах. И чем дальше от украинской границы, тем меньше конкретных действий. Путин опутал всю Европу сетью своих денег, нажитых на человеческой крови.
КП: Пропаганда и ложь, созданные им, продолжают существовать.
НП: Но нам надо перестать бояться дьявола. Мы должны стоять на стороне правды, жизни, человеческих ценностей. Тогда легче увидеть, что этот дьявол на самом деле выдуманный, он не так страшен, как его малюют. Российская армия прибыла в парадной форме, уверенная, что люди будут встречать ее с цветами. Видите, насколько все это лживо, насколько тотально Путин врет. Это его ложь, и мы знаем, что это ложь, но правительства многих стран до сих пор не говорят от этом открыто. На Майдане Украина показала, что хочет быть частью Европы, а сейчас мы показываем, что опираемся на те ценности, на основе которых Европа возникла: правда, любовь, ценность каждого человека. Мы защищаем их ради всех. И мы ждем, когда Европа вспомнит, что это ее корни. Только опираясь на эти ценности, а не на комфорт и газ, она сможет сохранить себя.
КП: И тут возникает дилемма: стоит ли сейчас заниматься спасением памятников, или, может быть, не время плакать о розах, когда умирают люди? Видоизмененная цитата из Юлиуша Словацкого: Nie czas żałować róż, gdy płoną lasy («О розах плакать в час, как лес горит, не время», перевод Константина Бальмонта). С другой стороны, это важно, ведь это ваше наследие, часть национального самосознания.
НП: Этого нельзя разделить. Если мы выживем, то культура будет первым, что нам понадобится в мирное время. Я уже неделю думаю о том, как буду восстанавливать свою страну. Я готова носить камни, но одновременно я буду петь, не останавливаясь, — носить кирпичи, молиться и громко петь, как делаю это сейчас. И мне кажется, что уже сегодня полезно задуматься о том, что из этих времен нам стоит взять с собой в будущее, что хорошего с нами произошло. Например, единство — как ни парадоксально, но это дар. Ибо оказалось, что мы едины — не только украинцы между собой, но и украинцы с поляками — больше, чем мы когда-либо могли себе представить. Теперь между нами не видно различий, потому что на первый план выходит то, что мы просто люди. Я встречаю прекрасных людей и очень благодарна за это.
КП: Говорят, что такой солидарности в Польше не было с 1980 года, когда был основан профсоюз «Солидарность».
НП: О Польше пишут больше всего, вы оказываете всестороннюю помощь, помогаете всеми возможными способами. А те люди, которые блокировали фуры? В течение нескольких недель гражданские активисты блокировали на границе Польши фуры с российскими и белорусскими номерами, чтобы добиться запрета на торговлю с агрессором. Это удивительно: стоит девушка, говорит по телефону, а за ней на километры протянулись машины.
КП: Наталья Панченко.
НП: Дорогая, передай ей, что я ее люблю. Или еще эти детские коляски на границе… Каждый из этих жестов мы замечаем и благодарны за все. Благодарны тем в Европе, кто выходит на акции протеста, добивается реакции от своего правительства. И называет вещи своими именами, войну — войной.
КП: Культурные объекты стали приютами, убежищами, местами проживания. Даже в Польше много таких мест было предоставлено беженцам. Как все это выглядит во Львове?
НП: Я думаю, в каждом театре находится убежище для людей из других регионов страны. Во Львове у нас сейчас в два раза больше жителей, чем было. Театры также служат штаб-квартирами для волонтеров, складами вещей и продуктов. В нашем театре тоже живут люди. Кто-то задерживается ненадолго и уезжает в другие места, кто-то остается с нами дольше — им мы ищем работу и жилье поудобнее.
Сейчас мы получили от городских властей указание — хотя у нас и у самих есть такая потребность — все-таки снова играть, возобновить работу как театр. Те, кто живет у нас, не хотят переезжать на новое место, им здесь хорошо, но я обещала всем, что мы найдем им жилье лучше, а не хуже. Надеюсь, что скоро мы снова будем давать спектакли, потому что после первого шока, когда самое главное было перестать бояться, я поняла, что теперь обязательно нужно сохранять присутствие духа. Поэтому я сразу начала петь в храмах — они всегда были одним из моих мест работы, но сейчас это нужнее, это может оказаться еще более действенным. Речь не только о службе, но и о пении после нее — оно является мостом между церковью и миром, оно провожает тебя на пороге церкви вместе с вопросом «как жить дальше», когда ты покидаешь храм.
КП: Культура всегда укрепляла человеческий дух. С одной стороны, мы видим представителей культуры на передовой, с другой — наблюдаем, что она неразрывно связана со всем происходящим: на видеозаписях можно увидеть оркестр, играющий в Киеве, или людей, танцующих во время рытья окопов. Очевидно, что сейчас культура необходима, может быть, даже больше, чем в мирное время. И что не стыдно петь на войне.
НП: Напротив, это необходимо! Каждый вечер я пою в разных храмах, костелах, и люди подходят ко мне со словами: «Господи, просто душа отдыхает, это такая минутка передышки». Мы сейчас находимся в таком напряжении, что нам нужна эта передышка, это мгновение, наполненное любовью, а не только болью. Я всей душой люблю духовные песнопения, народные песни, представляющие собой ожившие традиции, послание от людей, которые жили за сотни лет до нас. Это и основа моего театра. Кому-то сейчас приходится менять свой репертуар, потому что он не соответствует военному времени, — а мы ничего не меняем. Это послание от народа, от традиций, стоящих у истоков нашей культуры, сейчас уместно как никогда. Оно живет и будет жить, оно посылает нам знак, что мы преодолеем тяготы этого времени.
КП: Одновременно вы сейчас играете роль посланников своей страны — и я не уверена, что правильно поступаем, отвлекая вас от того, что сейчас важнее всего, от реальной помощи. Но, с другой стороны, может быть, эта публичность, свидетельствование о том, что происходит, тоже важно.
НП: Я думаю о том, как могу действовать вне привычного для себя пространства. Наш театр небольшой, но я хотела бы совершать своего рода дипломатические поездки — в Польшу и не только. Я хотела бы говорить, обращаться к СМИ, рассказать, что на самом деле происходит. Недавно, когда я была в Польше, я встретила итальянца, который сказал мне, что непонятно, что послужило причиной войны и кто в ней виноват. Для меня это был шок. Видимо, всюду есть СМИ, которые лгут. Я боюсь, что этой лжи много, поэтому считаю, я должна ездить по свету и рассказывать о том, что вижу.
Друзья из Вроцлава убеждали, что мне лучше остаться в Польше, но я ответила им, что не могу, что я должна быть там, в Украине. И когда я вернулась во Львов, то почувствовала, что нахожусь на своем месте. А теперь, снова оказавшись в Польше, я понимаю, что должна быть и здесь, и там, что мне надо уезжать и возвращаться. И в Польше, и в Украине многое предстоит сделать, и миссия глашатая правды чрезвычайно важна. Потому что там мы можем сражаться, но платим за это высокую цену — жизни наших молодых ребят. Чем дольше Европа выжидает, тем больше прекрасных людей мы теряем. Нужно действовать. Мы с женщинами можем ездить, а мужчины пусть продолжают работать волонтерами на местах. Мы могли бы организовать хороший культурный десант.
КП: А существует ли сейчас какое-то сотрудничество между культурными учреждениями на западе Украины, действуете ли вы все вместе, или это ограничивается инициативами на местах, где каждый делает у себя столько, сколько может?
НП: Сейчас, будучи волонтерами, мы все действуем согласованно, мы едины и взаимодействуем друг с другом. Но когда поступила информация, что мы должны вернуться к обычной деятельности, то, разумеется, каждый начал думать об этом самостоятельно. Но я по-прежнему считаю, что, возможно, было бы лучше, если бы мы продолжали пока действовать сообща, что независимость и разделение сейчас не имеют смысла. Возможно, пришло время для новых, совместных проектов.
КП: Что за время, прошедшее с начала войны, сильнее всего врезалось вам в память, что вы будете вспоминать впоследствии, над чем будете размышлять, когда все это останется в прошлом?
НП: Я буду вспоминать моих друзей, поляков, которые первыми написали мне, чтобы я приехала к ним, в их дом. Мы поехали с дочерью и внучкой, они остались здесь, а я вернулась в Львов. Но прежде чем я уехала, Институт Гротовского помог нам добраться до Вроцлава. Мы пели в греко-католической церкви вместе с исполнителями из Института, и это тоже останется со мной на всю жизнь — полный храм людей, сбор помощи для Украины, общая молитва.
Точно так же и в Украине, когда я вернулась и в своей церкви после службы хотела петь ирмос. К нам присоединились пять монахов, это было потрясающе. Люди остались после службы, среди них были женщины, которые рыдали не переставая. Было видно, что они разрешили себе плакать, это было очищением. Потому что у нас сейчас никто не позволяет себе лить слезы. Я сама ни разу не плакала с тех пор, как началась война. Мы живем в напряжении, должны быть сильными. Как и большинство из нас, я не знала, что во мне это есть, но оказалось, что мы обладаем такой силой.
КП: Чего, кроме мира, вы желаете сейчас Украине?
НП: Победить. Мир наступит после победы. Я также прошу Бога быстрее оказать нам помощь и убить этого дьявола.
Перевод Екатерины Шарковой
