Полина Козеренко — лингвист , переводчик, редактор портала Culture.pl
Переводческий семинар Ксении Яковлевны Старосельской «Трансатлантик» в этом [2018] году отмечает свое совершеннолетие. Первые встречи молодых переводчиков состоялись в 2000 году. Как и у каждого подростка , нрав у «Трансатлантика» порой капризный. Бывали в его биографии бури и затишья, оживленные споры (легендарный «Виленский вокзал» — точно ли надо переводить его название именно так, раз по-русски город сейчас называется не Вильно, а Вильнюс?), смелые идеи, успехи и... не то чтобы провалы, но моменты, требующие определенной доработки (попытка регулярно вести семинарский блокнот). За годы существования семинара появилось даже нечто похожее на «семинарский идиолект», особые словечки типа «здрапки» (название рассказа Ежи Сосновского стало означать для нас сложную переводческую задачу, которую удалось решить именно семинаром) и «кавалерийской вечеринки» (пол. wieczór kawalerski , т.е. «мальчишник») — плоды дискуссий или забавных оплошностей.
Празднование католического Рождества после семинара в редакции «Иностранной литературы» , начало 2000-х. Стоят слева направо: Ольга Катречко, Гаянэ Мурадян, София Равва, Ирина Подчищаева, Светлана Леонова, Ксения Старосельская. Сидят: Марина Габачева, Елена Барзова. Источник: Семинар «Трансатлантик»Наши встречи никогда не были похожи на вялотекущие монотонные заседания с оглашаемыми по регламенту высоколобыми докладами под чутким руководством всезнающего председателя. Как говорила сама Ксения Яковлевна , она «сразу бросила нас в глубокую воду» , предложив решать реальные переводческие головоломки в настоящих текстах. Это был обмен мнениями и опытом, мозговой штурм, в результате которого рождалось именно то, нужное слово. Казалось, благоприятствовало само здание — семинары проходили в особняке, который занимала (увы, уже в прошедшем времени) редакция журнала «Иностранная литература» на Пятницкой улице в Москве. Поэтому атмосфера царила творческая и непринужденная, вопросы и сомнения разрешались за чашкой чая, а по праздникам — и за бокалом кое-чего покрепче.
Список семинарских публикаций внушителен: это сборники рассказов Корнеля Филиповича («День накануне» и «Тени») , Юзефа Хена («Дымка»), Ольги Токарчук («Игра на разных барабанах») и Ежи Сосновского («Ночной маршрут»), эссе Станислава Лема и авторский том прозы Тадеуша Ружевича («Грех») , хулиганские «Польские трупы» и увлекательные «Курортные романы», «На бесчеловечной земле» Юзефа Чапского и несколько неопубликованных , но бурно обсуждавшихся книг (например, сборник фэнтези о драконах и «Тринадцать сказок из Королевства Лайлонии» Лешека Колаковского). Однако самое , как мне кажется, главное — это возможность быть вместе, пусть даже виртуально (сейчас наши обсуждения все чаще ведутся в группе в Фейсбуке), и вместе делать это увлекательное и трудное дело: переводить польскую литературу.
Елена Барзова и Гаянэ Мурадян , переводчики, редакторы, работают в соавторстве
Ксения Яковлевна называла нас в шутку Ильфом и Петровым , говоря: «Эти девочки переводят в соавторстве». Она всех семинарских называла «мои девочки». Независимо от возраста. «Мальчики» появились позже...
Когда в жизни встречается очень важный для тебя человек , это порой осознаешь не сразу. Но тут случилось иначе: после первого же общения с Ксенией Яковлевной мы обе мгновенно поняли, насколько нам повезло, что удалось с ней познакомиться!
Ксения Яковлевна часто упоминала и в выступлениях , и в частных беседах, что коммерческие издательства весьма неохотно, мягко говоря, берут польскую литературу (что и понятно: некоммерческая, не тиражная). И она не жалела сил и времени, чтобы «пристроить» хорошие польские книги. А мы тогда работали в АСТ и тоже очень хотели издавать поляков, потому что любили Польшу, любили польский язык, звучание польской речи, но в современной польской литературе практически не разбирались. И вот в сентябре 2000 года мы сумели убедить начальство, что англоязычную литературу надо бы чем-то разбавить — почему бы не польской? Ведь несколько лет назад нам удалось выпустить Сапковского , а он неожиданно для всех пошел огромными тиражами, и руководство издательства сочло, что польские авторы в коммерческом плане не столь уже провальны. Но теперь речь шла не о фэнтези, а о серьезной литературе для новой серии «Мастера. Современная проза».
Только что вышел 8-й, польский, номер «Иностранной Литературы», составленный Ксенией Яковлевной. Там было два ее перевода: рассказ Ольги Токарчук про горничную и «Безвозвратно утраченная леворукость» Пильха. Мы тогда еще не были с ней знакомы , но решились позвонить. Представились, объяснили ситуацию и попросили проконсультировать по польской литературе, поговорить о современных авторах, в частности — об Ольге Токарчук. Нет ли у Токарчук какой-нибудь новой книги, которую Ксения Яковлевна хотела бы перевести? И, может быть, еще Хвина — буквально неделю назад мы долго листали в Гданьском книжном его новый роман, «Эстер», и не могли оторваться...
Ксения Яковлевна почти сразу же согласилась приехать в издательство. Наша безмерная любовь к польской литературе в сочетании с почти полным невежеством , похоже, ее позабавила. Поговорив с полчаса за чашкой кофе и обсудив гигантские планы на будущее, Ксения Яковлевна с очень серьезным видом спросила, а почему мы обратились именно к ней, ведь есть так много прекрасных польских переводчиков. На что мы абсолютно честно ответили, что прочитали от корки до корки весь польский номер, и ее переводы — самые лучшие. «Чем же они вам так понравились?» — спросила Ксения Яковлевна с искренним любопытством. Ну что на это ответишь? Когда не нравится , все очень просто, а когда нравится... Мы задумались, помолчали, а потом одна из нас тоном опытного редактора сказала: «Вы не боитесь длинных фраз». Повисла пауза. Вторая , поясняя, добавила: «Многие переводчики , когда у автора длинные фразы, не справляются и разбивают на несколько. А Вы — нет». «У Вас там предложения на абзац, а читаются так легко, что даже незаметно» , — заключила первая. Да, наверное, мы Ксению Яковлевну очень повеселили.
Мы еще немного поговорили , допили кофе, и уже перед самым уходом она вдруг спросила, нет ли у нас самих польских переводов. Лучше, если опубликованных. Сейчас при Польском культурном центре начинает работать семинар молодых переводчиков, ей предложили его вести, но там конкурс, и нужен хотя бы один перевод. «Если есть , давайте, я посмотрю. Конкурс большой, ничего не обещаю, но вдруг получится?» А у нас — как удачно! — как раз только что вышел самый первый перевод: рассказик Сапковского «Музыканты» в сборнике польской фэнтези... Через несколько месяцев Ксения Яковлевна позвала нас на первый семинар.
День рождения Ксении Старосельской , поздравления на семинаре. Источник: Семинар «Трансатлантик»Так все и начиналось , и так мы стали «ее девочками». Сейчас даже трудно себе представить, что в жизни могло не быть всего того, что с этим связано. Ксения Яковлевна стала для нас Мастером и Учителем — и в средневековом понимании этих слов, и фэнтезийном, как добрый волшебник. А ее «девочки» и «мальчики» — уже многие годы друзья и коллеги.
Первый семинар. В фойе ПКЦ — там , где сейчас визовый центр, — собрались те, что прошли конкурс. Никто друг с дружкой не знаком, все стоят, неловко улыбаясь, и немного нервничают. И вот появляется улыбающаяся Ксения Яковлевна, поздравляет нас всех. Отводит в аудиторию. Рассказывает, как возникла идея семинара, представляет каждого участника, а потом говорит, что мы не будем заниматься теорией — сразу начнем с перевода. Для начала сделаем все вместе один рассказик, а потом в течение года подготовим сборник. И стала рассказывать о Филиповиче. И случилось чудо: исчезли стены аудитории, обшарпанные столы, доска, серый пейзаж за окном... Мы все оказались вдруг вместе с ней в Кракове, в гостях у Филиповича и Шимборской. Менялись времена , места, лица — война, Польша, снова Польша — семидесятые, опять Москва... Чудо повторялось на каждом семинаре. Ксения Яковлевна рассказывала нам о книгах, писателях, о поездках и встречах в Польше — и снова все вокруг исчезало, и мы были там, вместе с ней. Все это запечатлевалось в памяти так ярко, что уже трудно было отличить ее воспоминания от своих собственных. Это была магия. Потрясающий, невероятный дар. Сколько же Ксения Яковлевна сумела передать нам из рук в руки!
...Уже через месяц , на втором занятии, когда каждый по очереди читал перевод одного и того же абзаца, и все смеялись неизбежным дурацким ляпам друг друга, мы больше не чувствовали себя случайным сборищем отдельных «девочек». Сами того не заметив, мы стали семинаром. Прошло столько лет — страшно сказать! Из того , первого состава, осталось четыре человека. Но — удивительное дело — каждый раз, когда на семинар приходили новые люди, Ксения Яковлевна настолько тепло их принимала, что «новички» мгновенно становились «своими», и очень скоро начинало казаться, что они были здесь всегда. И те, кто по каким-то причинам не мог больше ходить на семинар, тоже навсегда остались «своими».
...А у нас в издательстве после того , первого разговора в серии «МСП» буквально в течение года вышли два перевода Ксении Яковлевны: «Ханеман» Стефана Хвина (пожалуй, до сих пор моя самая любимая книга в ее переводе), и чуть позже — «Путь людей Книги» Ольги Токарчук. Потом было еще много польских книг, были наши семинарские сборники, и снова Токарчук, «Дом дневной, дом ночной» — уже в переводе «девочки» с семинара Ольги Катречко, и много-много всего, что никогда не вышло бы, не будь Ксении Яковлевны...
Спасибо , что она была.
Мадина Алексеева , переводчик, филолог, научный сотрудник Института славяноведения РАН
Наше знакомство с Ксенией Яковлевной Старосельской началось с довольно забавного случая.
В 2004 году я напросилась на переводческий семинар , который она вела: незадолго до этого мне в руки попала книга Рышарда Капущинского «Черное дерево», и я решила, что ее непременно нужно «открыть» русскоязычному читателю. Оказалось, что Капущинского «открыли» давно и без моей помощи, но на семинаре я все же осталась, за что не устаю благодарить судьбу.
На первом моем семинаре Ксения Яковлевна раздавала участникам фельетоны польского журналиста Кравчика (которые так и не были опубликованы). Несколько фельетонов досталось и мне. Один из них начинался с обширной цитаты из «Хаджи-Мурата» Толстого. Я перевела текст и отправила его Ксении Яковлевне. Ответ пришел через несколько дней. Открыв файл с ее правкой , я ужаснулась. Первая страница пестрела красным, исправлено было практически каждое слово. Казалось, на мне как на переводчике можно немедленно ставить крест. Но через мгновение выяснилось, что практически вся редакторская правка пришлась на... цитату из Толстого: Ксения Яковлевна не заметила кавычки.
Она всегда смеялась , вспоминая тот случай: «Как я вам тогда лихо Толстого выправила , а?» Рассказывала , как удивлялась мне: с виду неглупая девушка, а так неуклюже изъясняется по-русски. А я смеялась над тем, как собиралась открыть ей «неизвестного талантливого автора».
Мы вообще много смеялись. И на семинарах в редакции «Иностранной литературы» , и при личных встречах у Ксении Яковлевны дома. Рядом с ней было радостно и легко, говорить с ней, учиться у нее, слушать ее было счастьем, и в моей памяти она навсегда останется смеющейся.
Встреча с Янушем Гловацким и Мануэлой Гретковской в доме Пушкина на Арбате , 2003 год. Слева направо: Ксения Старосельская, Мануэла Гретковская, Януш Гловацкий, Елена Барзова, Гаянэ Мурадян. Источник: Семинар «Трансатлантик»Денис Вирен , киновед, переводчик, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания
Знакомство с Ксенией Яковлевной в 2010 году — один из важнейших моментов в моей жизни. Участникам переводческого семинара — и это , пожалуй, самое главное — она дарила веру в свои силы. А взамен, прекрасно понимая все жизненные обстоятельства и никогда не оказывая давления, ожидала огромной требовательности к переводам.
Работа над текстами , будь то рассказ выдающегося стилиста Корнеля Филиповича или репортаж без претензий на высокую художественность, представляла собой долгий и безумно увлекательный процесс «перебрасывания» друг другу очередных вариантов. Как редактор Ксения Яковлевна была абсолютной перфекционисткой, строгой, но в то же время всегда готовой выслушать иную точку зрения и нередко оставить решение за автором. Переводить «для Ксении Яковлевны», зная, что она будет читать и править текст, было, с одной стороны, несколько боязно, с другой — спокойно, поскольку распутывать литературные хитросплетения и разгадывать авторские загадки она умела как никто другой.
Будучи переводчиком с гигантским опытом , а кроме того, человеком начитанным, эрудированным (и как-то по-детски любознательным, искренне интересующимся и увлекающимся, открытым ко всему новому), Ксения Яковлевна порой позволяла себе относиться к исходному тексту со значительной долей свободы, призывая и нас не воспринимать оригинал как святыню. Дискуссии о «границах дозволенного» в переводе были на семинаре, быть может, самыми жаркими и возобновлялись при работе над каждым новым произведением. Оказалось, не быть буквалистом — одна из сложнейших переводческих задач. Теперь на эту тему будет не с кем так поспорить...
Ксения Яковлевна Старосельская — из тех людей , которых никогда и никем уже не заменить. Такую профессиональную и человеческую активность, такое удивительное жизнелюбие я редко встречаю у своих ровесников. В последнее время она постоянно сетовала на то, что не получается работать в том темпе и с той же интенсивностью, как когда-то... и выпускала по книге в год. А какие книги!
По-прежнему не верится , что теперь ее у нас нет. Но несмотря на это, нужно все равно переводить так, будто она прочитает, переводить «для Ксении Яковлевны».
Георгий Мороз , лингвист, старший преподаватель НИУ ВШЭ
Мы познакомились с Ксенией Яковлевной на мастер-классе для студентов. Она вскользь упомянула о переводческом семинаре , так что я подошел после занятия и нырнул в кроличью нору. Оказалось, что на этот же семинар ходила моя преподавательница польского языка Ольга Леонидовна Катречко (к сожалению, ныне покойная), которая на наших занятиях также тешила нас головоломками с семинара.
Мы все , конечно, считали Ксению Яковлевну нашим руководителем, однако она, как мне кажется, старалась сохранить дорогой для нее формат дружеских встреч, где каждый помогал другому. На первом же семинаре я познакомился с тем, как перевод превращается в детективное расследование: нужно разузнать то, нужно разузнать это, а у этого вообще нет русского аналога... И тут Ксения Яковлевна говорит кому-то: «Так Вы напишите автору». Это предложение меня тогда страшно удивило , и тут оказалось, что в этом нет ничего зазорного.
Повезло , что удалось организовать встречу моих студентов с Ксенией Яковлевной. Она смогла к нам прийти, и вот мы погрузились в ее доброжелательную улыбку и короткие замечания, которыми Ксения Яковлевна приправила рассказ, который мы в тот день обсуждали. А теперь все вот так... Надеюсь, я смогу передать другим то, чему научился у нее. Остается искать Ксению Яковлевну в ее переводах, где сквозь немножечко чужие предложения прорываются ее слова. Я-то знаю, как долго она подбирала и играла с ними.
Ольга Чехова , переводчик, редактор, журналист
Домик на Пятницкой заметает снег. Когда-то мне нравилось замедлять здесь шаг поздним вечером , смотреть на светящееся окно, пытаясь разглядеть силуэт вахтера. Мы приходили на семинар в «Иностранку», набивались в крошечную комнату. Пили пряный чай, который Ксения Яковлевна привозила из Израиля, жевали сладости, курили и с азартом спорили о какой-нибудь не поддающейся переводу фразе. В комнате висела легкая дымка, то тут, то там из-за груд книг вдруг доносилась чья-нибудь реплика, разоблачая до сих пор невидимого участника дискуссии. Летом по стене дома напротив неторопливо ползла длинная тень, в открытое окно врывались отголоски воробьиных склок. И был во всем этом уют из прочитанной в детстве прозы «про старую Москву».
Ксения Старосельская , 2006 год. Фото: Ольга ЧеховаВ каком-то смысле сам переводческий семинар стал для нас домом , выстроенным внутри редакционного особняка, — прочным и надежным. Домом, куда приходили не только с текстами: Ксении Яковлевне можно рассказать все, поделиться тем, о чем с другими промолчишь. Я работала в газете. К первому сентября мне нужно было записать воспоминания об учителях актеров, режиссеров, писателей. Одной из первых я позвонила Ксении Яковлевне. Застала ее врасплох, но на мою просьбу она откликнулась. Ответа не помню, и газета не сохранилась. Но когда утром я ехала в метро и читала перед планеркой свежий номер, женщина, сидевшая рядом со мной, поинтересовалась, что за публикация и, показав на текст Ксении Яковлевны, сказала, что у нее поднялось настроение — так много в нем тепла и любви. Выходя, я оставила ей газету: видно было, что для нее это важно. И сейчас, вспоминая ее улыбку, думаю о том, что любовь и тепло чувствовал абсолютно каждый, кто встречался с Ксенией Яковлевной — даже вот так, «виртуально».
Сегодня , проходя мимо домика на Пятницкой, я знаю, что над входом в него здоровенными буквами написано «Салон красоты». Что двор забит машинами. Что внутри больше не лежит на специальном стеллаже конверт с рукописью, на котором ровным почерком Ксении Яковлевны написана фамилия автора. Я стараюсь смотреть не на стиснутый многоэтажками особняк, а под ноги. Стараюсь перешагивать через все линии, трещинки и тени — ведь, если не наступить ни на одну, все будет хорошо. Но примета не сбывается.
Анастасия Векшина , поэт, филолог, переводчик, эксперт по вопросам литературы Польского культурного центра в Москве
Увы , я не могу причислить себя к «семинаристам» — попасть на семинар Ксении Яковлевны мне удалось только раз. К тому времени, как я начала думать о том, чтобы переводить с польского, я уже не жила в Москве. Но приезжала, и с Ксенией Яковлевной мы познакомились в РГГУ, где она выступала по какому-то случаю, и разговорились по дороге от университета к метро. Потом я прислала ей свои первые попытки перевода — это были фрагменты из случайно купленной тоненькой книжки Ханны Кралль «Даниэль — это ты» (я, конечно, ничего тогда не знала ни о ней, ни о том, что Ксения Яковлевна ее много переводит).
И когда я думаю о Ксении Яковлевне , то вспоминаю, как мы куда-то идем — по темным улицам в центре Москвы, от Дома литераторов, мимо белых в темноте боярских палат, мимо памятника Блоку, и она рассказывает, как раньше жила в самом центре и как ей непривычно было переехать на Профсоюзную. Она быстро и весело ходит, в свои «за семьдесят» даст фору кому угодно. По Петровке к Кузнецкому мосту из музея ГУЛАГА (да, она из года в год принимала участие в акции «Возвращение имен» у Соловецкого камня), и она спрашивает, что это я скручиваю, и рассказывает, как бросила курить, когда узнала о смерти Виславы Шимборской — выкурила последнюю и бросила. Так я узнала, что они дружили. Наконец, идем от Французского института после презентации книги Адама Водницкого в ее переводе, где она так замечательно читала, по Воронцову полю вниз, и кто-то предлагает взять такси. «Да вы что? — почти возмущается Ксения Яковлевна, — что тут идти!» И мы спускаемся к Китай-городу и заходим в подвал-забегаловку: Ксения Яковлевна, внучка и правнук Корнеля Филиповича, которые как раз приехали к ней в гости, Абель Мурсиа, поэт, переводчик с польского и директор Института Сервантеса, я и Юра Цветков (поэт, сотрудник Культурной инициативы, он нас туда и привел). В баре все «советское», мы заказываем то ли селедку, то ли кильку (форма подачи — в банке) и настойки — свекольную, сельдереевую... Поляки разглядывают экзотику, все смеются, шутят, такое чувство, что знакомы давно... когда обе (очень понравившиеся Ксении Яковлевне) настойки заканчиваются, то она, так и быть, соглашается на мандариновую. Выпивает, наклоняется ко мне и доверительно сообщает: какая гадость! И хохочет.
Вот такая Ксения Яковлевна была в 80 лет. В малиновом плаще с золотыми пуговицами («нравится? Отдам тебе , но сначала сама еще поношу») , на каблучках. Со светящимися глазами, лучезарной улыбкой. Это в сентябре, а в октябре она заболевает каким-то гриппом, но несмотря на это... едет в Лондон с подругами. Правда, подруги плоховато ходят, хотя они моложе ее, а она еще не совсем оправилась после болезни, но билеты куплены, а она никогда в Лондоне не была... «и не надо подбивать меня поехать еще и в Эдинбург , ты же знаешь, как я поддаюсь на такие авантюры»!
Авантюры , например, были еще такого рода: приехал Петр Митцнер, а она перепутала день его выступления. И что-то дернуло меня позвонить ей буквально минут за 40 до начала вечера и удостовериться, что она будет. Ой! Забыла! Но, может быть, еще успеет... Начинается вечер в «Даче на Покровке». Спустя минут 15-20 после начала входит Ксения Яковлевна: она мигом собралась, вышла, доехала, пешком прошлась в горку от метро и садится в первом ряду. Она потом с удовольствием поддерживала шутки на тему своей «молниеносности». А как-то раз я пригласила ее на какой-то вечер, уже не помню, какой, и она оживленно со всеми общалась, а после сказала: «Спасибо , дорогая Настя, мероприятие совершенно бессмысленное, но вина мы выпили славно».
В общем , Ксения Яковлевна не только очень много работала, переводила, редактировала, писала, даже на отдыхе, в отпуске, но и любила «тусоваться». Любила людей, любила новые знакомства, радовалась новым событиям, именам. Кажется, ее знали все и все любили. Она создавала вокруг себя атмосферу праздника. Была очень ответственной — и при этом азартной, загоралась идеями и людьми. Знала себе цену — и при этом никогда не смотрела свысока, ни о ком не говорила плохо, искренне радовалась комплименту или похвале какой-нибудь своей переводческой находки. По-польски это называется «klasa». Как это по-русски? Высота? Уровень? Благородство? Дорогая Ксения Яковлевна, где бы Вы ни были — надеюсь, у Вас там есть и вино, и хорошая компания.
И еще — было бы здорово назвать в честь нее самолет Москва-Варшава.
