В исторической памяти поляков Вторая мировая война занимает особое место. К ней постоянно обращаются в воспоминаниях, фильмах, литературе, политике и даже в моде на т.н. патриотическую одежду. Ежегодно отмечаются и связанные с ней годовщины: начала войны 1 сентября, советского нападения на Польшу 17 сентября, начала Варшавского восстания 1 августа, а также, во все большей степени, начала восстания в Варшавском гетто 19 апреля. В то же время, годовщина окончания Второй мировой войны отмечается значительно скромнее. Поляки все еще ищут тот язык, которым можно рассказать об опыте 1945 года, ставшего для нас неоднозначной датой.

Государственная политика памяти

В период Польской Народной Республики (ПНР) руководство страны инструментально использовало память о Второй мировой войне в своих целях. Общий нарратив и значение, которое власть придавала годовщинам, связанным со Второй мировой, изменялись за этот период несколько раз. Тема войны особенно эксплуатировалась в 1956-1970 годах, когда главой государства был Владислав Гомулка: он укреплял свою легитимность, возбуждая страх перед мнимой угрозой со стороны Германии и вплетая в коммунистическую доктрину националистические мотивы. В те времена из официальной памяти была, в частности, вытеснена тема Холокоста, которая лишь с относительно недавних пор возвращает себе место в исторической памяти в Польше (сейчас именно здесь появляется наибольшее для этой части Европы количество публикаций, посвященных Катастрофе, создан Музей истории польских евреев, культивируется память о героическом восстании в Варшавском гетто).

В ПНР более широко, нежели в современной Польше, отмечалось окончание Второй мировой войны. Торжества, как и в других странах восточного блока, проходили 9 мая (в момент вступления в силу акта о капитуляции Германии по московскому времени было уже за полночь), однако выходным этот день был лишь до начала 50-х годов. Перенос официальной даты государственного праздника на 8 мая состоялся только в 2015 году, хотя с момента падения авторитарной системы дата 9 мая упоминалась, главным образом, в контексте торжеств в постсоветских государствах. Во время дискуссии в парламенте, посвященной этим изменениям, царило согласие по поводу необходимости отмены Национального дня победы и свободы 9 мая, однако вопрос об установлении нового праздника был спорным. Со стороны правых сил высказывалось мнение, что в Польше вообще не нужно праздновать день окончания Второй мировой войны, поскольку после 1945 года стране был навязан сталинский режим. В итоге в законе было записано, что праздник устанавливается в память о победе над гитлеровской Германией, а его название было изменено на Национальный праздник победы, чтобы обозначить, что Польша в 1945 году не получила свободу.

После 1989 года политика памяти стала в большей степени касаться польского вооруженного подполья и действий коммунистического режима после 1945 года, то есть тех тем, которые ранее подвергались очень сильной цензуре. Как политики, так и историки стали употреблять слово «освобождение» весьма сдержанно, например, цитируя пропаганду периода ПНР либо имея в виду освобождение концентрационных лагерей. В политической дискуссии относительно роли Красной армии в окончании гитлеровской оккупации неоднократно использовалась фраза из дневников венгерского писателя Шандора Мараи о том, что те, кто сами не имели свободы, никому не могли ее принести.

«Долговременность» войны

Согласно социологическим исследованиям, уровень интереса к истории Второй мировой войны сохраняется у поляков на относительно высоком уровне. 40-50 % опрошенных заявляет о средней либо глубокой заинтересованности этой тематикой. Исследования социологов и культурологов свидетельствуют о «долговременности» (la longue duree из философской концепции Фернана Броделя) войны в коллективной памяти поляков. Интересно, что уверенность в том, что Вторая мировая война является «по-прежнему живой частью истории Польши, о которой нужно постоянно напоминать» даже растет (по данным Центра изучения общественного мнения CBOS, в 2004 году об этом заявило 73 % респондентов, а в 2019 году — 82 %). Вероятнее всего, это связано со все более заметным местом Второй мировой войны в государственной политике памяти в Польше (в т.ч. поднятой политиками темы военных репараций со стороны Германии) и других странах (в т.ч. использованием памяти о войне в заграничной политике России).

Важнейшей осью коллективной памяти после окончания войны была тема жертв: во Второй мировой войне погибло от 15 до 20 % польского населения. Согласно опросам исследовательской компании IPSOS, в 2019 году 74 % поляков утверждало, что в ходе войны польский народ пострадал больше других. К сожалению, такая концентрация на собственных жертвах может заслонять трагический опыт других сообществ. Сосредоточенность исключительно на собственной исторической памяти и виктимизация нарратива о Второй мировой войне могут стать препятствием для взаимопонимания с другими народами. Однако польские историки предпринимают попытки говорить о 1945 годе таким образом, чтоб не исключать из этого рассказа иные социальные группы. Поднимается, в частности, сложная и болезненная для этой части Европы тема переселений: не только поляков с земель, вошедших в состав СССР, но и, например, переселенных очень грубым образом украинцев и немцев.

Историческая память общества, которая гораздо более сложна, чем государственная политика памяти, имеет и свою региональную специфику. Варшава была превращена в развалины, а после подавления восстания в 1944 году немцы выгнали из города всех жителей. Для них, как и для большей части страны, 8 мая означало начало трудного восстановления; давало надежду, но и порождало страх перед властью, навязанной Москвой. В некоторых местах послевоенные годы были более травматичными, чем немецкая оккупация, из-за репрессий сталинского режима и сражений партизанских отрядов. Например, в Верхней Силезии после перемещения линии фронта начались репрессии против гражданского населения, имевшие главным образом национальный характер — эти события остались в общественной памяти под названием Верхнесилезская трагедия.

Отношение к 8 мая в Польше двойственное: в послевоенный период люди по-прежнему очень часто ощущали эмоции времен оккупации: страх за свою жизнь и отсутствие стабильности. С польской перспективы окончание войны — это одновременно и окончание немецкой оккупации, и начало новой несвободы. Открытая дискуссия об этом опыте может помочь сформировать такой нарратив, в котором найдется место для всех жертв, для признания страданий, испытанных также и другими народами, а, следовательно, — для единения.

Перевод Владимира Окуня