На протяжении последних десяти лет меня часто спрашивают, что на войне пугает больше всего. Каждый хочет услышать страшные истории про кровь, оружие, мое ранение… В июле 2014 года журналистка оказалась в зоне боевых действий в Луганской области, где была тяжело ранена. На самом деле нет ничего хуже, чем гибель друзей. А еще одна страшная, ужасно тяжелая вещь — осознавать, что параллельно существует два мира, военный и гражданский, и позволять себе находиться под мирным небом после того, как выехала из ада войны, из зоны борьбы за выживание.

На российско-украинскую войну на Донбассе я поехала в 2014 году. С тех пор время от времени возвращалась домой, в Польшу. Там люди жили обычной жизнью — ходили в кафе и торговые центры, развлекались, смеялись, — меня это поражало. И поражает сейчас, во время полномасштабной войны. Ведь в соседней стране гибнут украинцы, россияне бомбят жилые дома, больницы переполнены ранеными солдатами. Но я научилась никого не осуждать и не оценивать: каждый имеет право на нормальную жизнь.

И еще я научилась не лишать этого права себя. Иногда я тоже еду отдыхать и радуюсь приятным мелочам, но никогда не забываю о тех, у кого нет такой возможности. Когда-то я жаловалась, что дома нет горячей воды или что на дорогах пробки, а сейчас почти не обращаю на это внимания. Я стараюсь сфокусироваться на том, что есть. Я научилась ценить жизнь. Меня радуют простые вещи: чистая постель, романтичное сообщение от мужа, теплая вода в кране. Хотя до сих пор я испытываю странный стыд, когда собираюсь выложить в соцсети фото счастливых моментов и живописных пейзажей. Мне неловко перед теми, кто сейчас в Украине, перед бойцами, журналистами на фронте, волонтерами и всеми, кто находится под обстрелами.

Такую же неловкость я испытывала в США, когда полетела туда на вручение награды: я хожу по Вашингтону, красиво одетая, в безопасности, а в Украине гибнут люди. Но я поборола это чувство, сказав себе, что я — символическая представительница всех тех женщин, которые заслуживают эту награду, героинь моих репортажей и не только. Я посвятила награду украинкам и полькам на фронте — журналисткам, волонтеркам, женщинам-медикам и женщинам-бойцам, а также тем, кто в тылу и в Польше открыл свои сердца и дома, помогая беженцам.

Вручение награды США International Woman of Courage. Источник: Посольство США в Польше

Недавно ко мне в Варшаву приехала подруга Таня, волонтерка из Киева. Она провела в польской столице три дня — сопровождала раненых украинских бойцов, которые из Польши отправились в Соединенные Штаты на протезирование. Я увидела в ней себя, какой я была десять лет назад. Я имею в виду шок от разительного отличия между двумя мирами — военным и нормальным, гражданским. Таня изумленно наблюдала за людьми, которые просто радовались жизни. Ей это казалось странным: не бояться, что в любую минуту может упасть бомба — прямо туда, где она находится.

Помню, несколько лет назад, только вернувшись с фронта, я попала на военный пикник по случаю Дня Войска Польского. Вдруг над головой пролетели самолеты F16. Я этого не ожидала и испугалась. Другие зрители аплодировали и смеялись, а я бросилась на землю, закрыла голову руками и начала плакать. На меня смотрели как на сумасшедшую. Такая же реакция на самолеты сейчас у моих украинских друзей за границей.

О работе на фронте

Со времен Майдана я сотрудничала с «Еспресо ТВ» (кстати, я до сих пор время от времени делаю для них материалы). Освещая события Революции достоинства для польских СМИ, я познакомилась с большим количеством людей. Многие из них пошли на фронт, присоединились к добровольческим батальонам. Они рассказывали мне, что там происходит, присылали фотографии и видео. К сожалению, СМИ не публиковали всего того, что я видела в сообщениях. Тогда я поняла, что должна взять камеру и поехать на восток сама.

Я попала на восток Украины, когда россияне там начинали захватывать государственные здания. Я рассказывала украинцам и полякам с места событий о том, что происходит на Донбассе. Мне кажется, я бывала там так часто, что могло казаться, будто я живу там, объехала со своей камерой всю линию фронта вдоль и поперек.

С самого начала, с первого дня на фронте я поняла, что уже не вернусь к обычной профессиональной жизни, не смогу рассказывать о спортивных событиях или политических перипетиях в польском Сейме. Я осознала, что именно здесь, в Украине, происходят самые важные вещи и их нужно показывать, о них необходимо рассказывать. Думаю, это можно сравнить с миссией.

В апреле 2022 года, сразу после того, как украинцы освободили Киевскую область, я поехала в Бородянку. Меня потрясли разрушения жилых зданий. Было видно, что российские танки стреляли прямо по ним. Тогда местные жители, которые всю оккупацию просидели в подвалах, впервые вышли на улицу и увидели, что стало с их домами. Тогда начали доставать из-под завалов тела.

Военным репортерам очень трудно оставаться только журналистами. Когда ты видишь, как живут люди на прифронтовых территориях, в каких условиях воюют солдаты, рано или поздно начинаешь помогать как волонтер. Я не исключение.

Иногда мне снится, что война в Варшаве. В таких снах я беру мужа за руку и мы идем в бомбоубежище, потому что может начаться обстрел. Хотя мне кажется, что это профдеформация: как, например, стюардессе снится самолет, а официанту — кафе.

У меня есть возможность время от времени преподавать на курсе для военных корреспондентов, организованном польскими военными, которые набрались опыта в Афганистане, Ираке и других горячих точках. На лекциях я постоянно говорю, что к войне нельзя подготовиться психологически. Можно, например, научиться оказывать первую помощь, но быть готовым психологически невозможно. Я показываю слушателям фотографии с фронта, которые по этическим соображениям никогда не будут опубликованы. СМИ не публикуют таких страшных снимков, но мои студенты должны увидеть, что их может ждать на фронте.

О языке

В 2012 году во время чемпионата Европы по футболу я работала в офисе УЕФА в Киеве. Невероятное время. Начальник офиса ввел правило: общаться либо по-украински, либо по-английски. Поскольку все остальные говорили по-украински, у меня не было выбора. Мне дали три месяца на изучение языка. Я вспоминаю этот период с ностальгией, но были моменты, когда от отчаяния я просто раскидывала книжки. Но результат был: я выучила украинский лучше, чем тогдашний президент Янукович.

После Майдана общаться по-украински стало модно, а сейчас это уже необходимость. Поэтому в Варшаве меня иногда охватывает возмущение, когда я слышу, что украинцы говорят по-русски и утверждают, что, дескать не могут выучить украинский. Бывают ситуации, когда я, полька, обращаюсь к ним по-украински, а они мне отвечают по-русски. Я этого не понимаю. Украинский язык такой мелодичный и красивый. Мне трудно понять, почему некоторые люди до сих пор предпочитают говорить со мной на языке агрессора.

Об оценивании

В последнее время в Польше все чаще можно услышать недовольство в адрес украинских беженцев. Мол, они ездят на роскошных машинах, пользуются дорогими телефонами, носят брендовые вещи и украшения. Если в кафе сидит молодой украинец, у многих сразу возникает вопрос, почему он не на фронте. Но ведь, возможно, этот юноша переводит большие суммы на украинскую армию или отправляет гуманитарную помощь. А может, это военный в отпуске? Нельзя судить по первому впечатлению.

Я живу в доме с подземным гаражом и несколько дней подряд видела, как там катаются на роликах папа с дочкой. Когда они здоровались с нами, было слышно украинский акцент. И вот соседи начали шушукаться, дескать, такой здоровяк и не воюет. Прошло несколько дней, мы снова спустились на парковку, и вдруг девочка упала на роликах прямо нам под ноги. Папа подбежал, поднял ее и неожиданно у него на глаза навернулись слезы. Он сказал, что это его последний день с семьей перед возвращением на фронт. Страшно себе представить, сколько критических и несправедливых оценок прозвучало в его адрес. А он, боец, просто проводил время с дочкой перед тем, как вернуться на войну. С тех пор прошло полгода, я его больше не видела, но очень надеюсь, что он жив.

Президент Украины Владимир Зеленский вручает награду Бьянке Залевской. Источник: Офис президента Украины

А вот еще пример. У меня есть старинный друг, с которым я познакомилась еще на «Еспресо ТВ», когда приглашала его в качестве гостя. Сейчас он работает в одном из украинских министерств. Молодой, сильный, умный человек, очень любит Украину. Когда шли бои за Киев, он был в Теробороне, а сейчас делает много полезного для страны в министерстве. И вот недавно он ехал в командировку в США, где должен был представить ситуацию в Украине. Ехал через Варшаву, у него оставалось меньше суток до рейса. Мы встретились на чай, а потом он спросил, где можно выпить хорошего пива — он давно его не пробовал, и ему хотелось немного расслабиться. Мой знакомый просто хотел спокойно посидеть где-нибудь без ощущения, что в любой момент могут включиться сирены. Я посоветовала ему одно место в центре Варшавы. А дома подумала: вот заходит в паб здоровый улыбающийся украинец, заказывает пиво. Что о нем подумают?

Однажды я делала репортаж про Veterano Pizza, сеть пиццерий в Украине и ее владелец Леонид сказал очень важную вещь. В пиццерии действует правило: они угощают ветеранов бесплатно или делают им скидку. Я спросила, проверяют ли они как-то, действительно ли каждый, кто ест бесплатно, ветеран? На что Леонид ответил: лучше накормить чужого, чем обидеть настоящего солдата, отказав ему в еде. И я навсегда запомнила эти слова. Когда кто-то из поляков упрекает меня, что, мол, я защищаю украинцев, а они, молодые и здоровые, беззаботно живут в Польше, я прошу никого не оценивать. Мы никогда не знаем, кто перед нами на самом деле и что еще его ждет.

Об отваге и страхе

Когда мне вручали американскую награду, я думала: а что такое отвага? достаточно ли я смелая? смелость — это просто отсутствие страха? Думаю, нет — страх необходим. Не тот, который парализует и заставляет человека бездействовать, а тот, который активизирует каждую клеточку для защиты всего организма. Солдаты на фронте говорят, что страха не чувствует только дурак или мертвый. Недавно один из моих близких товарищей-волонтеров сказал, что перестал бояться. Мне кажется, это самое страшное.

Когда еще шли бои за Луганский аэропорт, я работала неподалеку, в городе Счастье. Украинские добровольцы из батальона «Айдар» на танках ехали на позиции, чтобы отбить аэропорт у врага. Большинство журналистов, будучи на базе, сняли бы, как колонна танков едет вдаль на боевое задание. Я взяла камеру, села в танк вместе с бойцами и отправилась с ними. Мы поехали в самый котел, над нами стреляли, а я сидела, как маленькая мышка, только с камерой, когда все остальные были с оружием в руках. Сейчас я бы уже так не сделала.

Не знаю, почему — может, потому, что взрослею, — я с каждым разом все больше боюсь ехать на фронт. Мои выезды становятся безопаснее. Я больше не хочу испытывать судьбу. Я больше не езжу в самое пекло боев. Я научилась ценить жизнь.

Моя работа не ограничивается только тем, что я рассказываю об Украине: я жила в палатках с беженцами на греческо-македонской границе, когда мир возмущался новостями о кризисе беженцев, вызванном российскими авиабомбардировками в Сирии. Пропаганда пыталась убедить нас, что эти беженцы — молодые сильные мужчины, которые хотят исламизировать Европу. Но я там видела женщин с невинными детьми, которые страдали от голода и отсутствия убежища.

Я была также в Сирии и Ираке, где познакомилась с курдскими женщинами-бойцами, которые боролись против Исламского государства в Сирии. Я провела там две недели, чтобы записать их истории и сделать фильм, рассказывающий об их отваге и решимости.

Я рассказывала также о террористических актах, например, в Ницце, где ходила в мусульманские кварталы, чтобы показать миру: не все мусульмане — террористы.

Я делала много материалов и о Польше — на темы, которые меня задевали, возмущали, которые, по моему мнению, имели общественное значение, например, кризис на белорусско-польской границе 2021 года, затрудненный доступ к процедуре искусственного оплодотворения (ЭКО) и тому подобное.

Именно во время войны понимаешь: то, что у нас есть, не дано нам раз и навсегда. Все может измениться, исчезнуть. Неизменным у меня остается только чувство, что я должна быть там, где происходит что-то важное.

Записала Зоряна Вареня

Перевод с украинского Валентины Чубаровой