Докладная записка «Об обстановке в республике в связи с событиями в Польше» была составлена 23 августа 1980 года и адресована Владимиру Щербицкому, первому секретарю Центрального комитета Коммунистической партии Украинской ССР, одному из ближайших соратников Леонида Брежнева. Щербицкий руководил Украиной почти 20 лет, ведя борьбу с т.н. украинским национализмом и любыми проявлениями диссидентства. В выстроенной им системе власти важную роль играл местный КГБ. Во главе республиканских структур Комитета в то время стоял генерал Виталий Федорчук, пользовавшийся доверием председателя КГБ СССР Юрия Андропова. Позднее, после того, как в 1982 году Андропов занял должность Генерального секретаря ЦК КПСС, Федорчук стал председателем КГБ в Москве, а на его место в Киеве был назначен его заместитель, генерал-лейтенант Степан Муха. Он и был автором отчета о положении в Польше. Муха был не профессиональным чекистом, а партийным деятелем, направленным в 1973 году на работу в органы госбезопасности. Стоит добавить, что КГБ УССР как минимум ежемесячно направлял партийному руководству подробный отчет о положении дел в республике. В чрезвычайных ситуациях готовились дополнительные материалы, и именно такой характер носил документ, о котором идет речь.
Искра из Люблина
8 июля 1980 года началась забастовка на заводе транспортного оборудования в Свиднике под Люблином. В последующие дни забастовки охватили более 150 предприятий, в них участвовало несколько десятков тысяч человек. Рабочие требовали повышения заработной платы, улучшения социально-бытовых условий, а также ослабления бюрократии, устранения коррупции и привилегий для правящих кругов. Забастовки продолжались до 25 июля.
Несмотря на напряженное положение, глава правящей Польской объединенной рабочей партии Эдвард Герек решил, как обычно, провести отпуск в Крыму.
Там у него была возможность не только отдохнуть, но и встретиться с советским лидером Леонидом Брежневым. Приезд многочисленной группы представителей польского политического руководства в Крым в ситуации, когда вся страна бурлила, был, по советским оценкам, проявлением безответственности. Вот как вспоминал об этом годы спустя Петр Костиков, отвечавший в аппарате советской коммунистической партии за польские вопросы:
Когда в симферопольском аэропорту из самолета высыпала компания членов польского политбюро в окружении жен, детей, внуков, меня пробрала дрожь, мне стало страшно. В Польше бурлит, люди возмущаются и выступают с критикой, организуются забастовки, оппозиция консолидируется, близкие соратники готовятся ссадить своих коллег с сёдел, а политическое руководство страны приехало, чтобы переодеться в плавки и быть от всего этого подальше.
30 июля Герек встретился с Брежневым, и это был их последний разговор. Советский руководитель был к нему хорошо подготовлен, он располагал подробными материалами о положении в Польше, составленными советскими дипломатами и разведывательными службами. По оценке Костикова, который тоже изучал эти документы, у советского руководства не было сомнений, что «искра, которая вспыхнула в Люблине, упала на легковоспламеняющийся материал». Поэтому Брежнев во время беседы хотел встряхнуть Герека. О ходе разговора он рассказал днем позже во время заседания Политбюро ЦК КПСС. Этот фрагмент вошел в протокол заседания как «советы Брежнева». Брежнев убеждал Герека в том, что положение серьезное и Польше грозит политический кризис как результат кризиса экономического. По его оценке, «антисоциалистические силы» уже создали прочные плацдармы в обществе и используют представившуюся возможность для того, чтобы возглавить социальный протест. Герек не разделял этой оценки. Он успокаивал Брежнева, убеждая, что все под контролем. Как оказалось, польский лидер ошибался.
14 августа 1980 года на Гданьской судоверфи им. Ленина вспыхнула забастовка в защиту крановщицы Анны Валентинович, активистки Свободных профсоюзов (СПС), уволенной с работы за оппозиционную деятельность. Забастовку запланировал и подготовил один из лидеров СПС Богдан Борусевич, а помогали ему рабочие: Ежи Боровчак, Богдан Фельский и Людвик Прондзыньский. Вскоре на верфи появился уволенный в 1976 году Лех Валенса, также член СПС. Он и возглавил забастовку. Тогда Герек понял, что положение серьезное. Он прервал отпуск и 15 августа вернулся в Польшу.
Тревога на Лубянке
В тот же день, как следует из докладной записки генерала Мухи, в московском управлении КГБ на Лубянской площади было принято решение «в связи с событиями в Польше» привести подразделения КГБ в состояние готовности. Мы не знаем, каким был список рассылки этого приказа, но наверняка его получили все структуры КГБ на территориях республик, граничивших с Польшей, то есть Литвы, Белоруссии и Украины. То есть тревога в Советском Союзе была поднята раньше, чем это сделали власти в Польше! Лишь 16 августа 1980 года министр внутренних дел Станислав Ковальчик сформировал центральный оперативный штаб под кодовым названием «Лето ’80». Он должен был координировать действия в масштабе всей Польши, чтобы обеспечить «безопасность, спокойствие и общественный порядок в стране». Аналогичные штабы создавались на уровне воеводств. Во всех структурах МВД вводилось состояние повышенной готовности, отменялись отпуска, переводились на казарменное положение части ЗОМО (милицейского спецназа), усиливалась деятельность службы госбезопасности.
Что интересно, КГБ поднял тревогу в тот самый день, когда на судоверфи появился Лех Валенса, ставший во главе протестного комитета.
Положение тогда не выглядело драматичным. Забастовщики еще не выдвинули требования о праве на создание свободных профсоюзов, они добивались лишь восстановления на работе Анны Валентинович. Так что, на первый взгляд, ничто не предвещало бури, которая вскоре прокатилась через Польшу, запустив цепочку событий, почти десятилетие спустя приведших к падению коммунистических режимов в Восточной Европе. Однако, по оценке советских властей, именно в этот момент ситуация в Польше радикально изменилась. Это может свидетельствовать о том, что они были очень хорошо осведомлены о происходящем.
Мы не знаем всех источников информации КГБ о Польше, но их определенно было много. Сведения передавалась как официально, так и неофициально через дружественных польских спецслужбистов, добывалась через советскую агентурную сеть. Тогдашний глава резидентуры КГБ в Варшаве генерал Виталий Павлов написал в воспоминаниях, что основная часть информации поступала не из МВД, а официальные источники использовались лишь для проверки достоверности информации, переданной, в частности, через агентуру. Важную роль в этой деятельности играло советское генеральное консульство в Гданьске, которое еще с декабря 1970 года мониторило ситуацию на Гданьской судоверфи, и не только из-за того, что там производилась продукция для советского рынка. Это предприятие уже тогда рассматривалось как потенциальный эпицентр крупных социальных конфликтов в Польше.
Августовские «туристы»
Мы не знаем обо всех действиях, которые осуществлял КГБ «в связи с событиями в Польше». Как следует из отчета генерала Мухи, одним из них было направление в туда оперативных работников. В документе говорится о секретных сотрудниках и оперативных контактах, остающихся в распоряжении управления КГБ в Киеве и действующих на польском направлении в июле (39 человек) и августе (176 человек) 1980 года. Под видом туристов в Польшу перебрасывались всё новые и новые группы функционеров КГБ, а также агентов. Вероятно, подобные действия проводились и управлениями КГБ в Белоруссии и Литве. Одновременно продолжалась интенсивная оперативная работа среди граждан ПНР, находившихся в то время в Украине.
Постоянно находящийся в Киеве представитель Министерства машиностроительной промышленности ПНР Павляк Сбигнев, он же зам. секретаря парторганизации генконсульства, в беседе с нашим источником заявил: «В создавшейся обстановке повинно польское руководство, так как в стране процветает частный сектор, внутри ПОРП идет борьба. Многие члены партии недовольны выводом из состава Политбюро Ярошевича и Ольшевского, являющихся сторонниками сближения с СССР и странами СЭВ». По его мнению, «без поддержки СССР в этой обстановке Польше не обойтись».
Из отчета следует, что в рамках перлюстрации, то есть вскрытия корреспонденции, в течение трех дней — с 19 по 22 августа — было просмотрено около 25 тысяч писем из четырех областей: Киевской, Львовской, Волынской и Тернопольской. Эти регионы, по мнению КГБ, были наиболее восприимчивы к лозунгам, выдвигаемым бастующими рабочими в Польше. В это время в областные управления КГБ в граничащих с Польшей районах направлялись опытные функционеры из Киева, чтобы помочь в организации оперативной работы на местах. Цель этих действий была очевидна — предотвратить контакты польских оппозиционных кругов с украинскими диссидентами. В этом усматривалась наибольшая опасность для стабильности ситуации в республике. Такой диагноз подтверждает приведенное в отчете мнение диссидента Клима Семенюка, солидаризировавшегося с протестами поляков.
Комиссия Суслова
Сигналы из Польши были столь тревожными, что 25 августа советское руководство решило создать секретную политическую комиссию по польским делам. Ее возглавил один из самых догматичных советских аппаратчиков и инициаторов советской интервенции в Чехословакию Михаил Суслов. В состав комиссии Суслова вошли руководитель КГБ Юрий Андропов, министр иностранных дел Андрей Громыко и министр обороны Дмитрий Устинов. С этого момента ее рекомендации будут иметь принципиальное значение для политической линии советского руководства по отношению к кризису в Польше.
Протоколы заседаний этой комиссии были переданы Польше президентом Ельциным и опубликованы в 1993 году. Чтение их не оставляет сомнений в том, что забастовки в Польше оценивались как контрреволюция. Возможно, именно кем-то из круга комиссии было написано доставленное в Польшу письмо Брежнева к Гереку с категорическим требованием усмирить бунт. 28 августа комиссия Суслова подготовила проект мобилизации трех танковых и одной моторизованной дивизии, которые на следующий день следовало привести в боевую готовность.
В то время решался вопрос о военной интервенции в Польшу, от которой в конце концов отказались.
3 сентября комиссия рекомендовала Брежневу воздействовать на ситуацию в Польше административными средствами. Одновременно Кремль получил информацию, что польские власти начали подготовку к операции, финал которой состоялся 13 декабря 1981 года, когда в стране было введено военное положение.
Отчет генерала Мухи интересен еще и потому, что в нем дается оценка забастовок не с позиции московского управления, а с точки зрения Украины, более восприимчивой к тому, что происходило в Польше. Этот политический документ должен был убедить киевские власти в том, что забастовки в Польше представляют угрозу безопасности советской Украины. Содержащиеся в нем высказывания обычных людей, переданные агентами КГБ, призваны были показывают необходимость предотвращения распространения польского кризиса на Украину.
Отмечаются нездоровые реагирования со стороны других категорий антисоветчиков и политически незрелых лиц. Отдельные из них среди близкого окружения высказывают суждения о том, что в случае ухудшения снабжения продуктами следует также устраивать забастовки, беря пример с Польши (рабочие лаборатории Киевского НИИ «Редуктор» Дубовой И. И. и Щербатенко В. И. — оба беспартийные). Известный своими враждебными настроениями токарь Черноморского объединения «Антарктика» Серый Л. М. заявил нашему источнику: «Плохо у нас поставлена борьба против существующего строя. В других странах применяется террор и другие активные действия. Если бы было так у нас! Надо устанавливать связи с польскими диссидентами».
В этом контексте интересно замечание, дописанное на документе от руки, вероятно, самим Щербицким или кем-то из политического руководства Украины. Из него следует, что в опасении перед забастовками в Украине рекомендуется контролировать все сигналы относительно улучшения условий труда, а также положения рабочих. Так что, возможно, забастовки в Польше опосредованно повлияли на улучшение бытовых условий на украинских предприятиях. Очевидно, мы по-прежнему недооцениваем, насколько широким был резонанс польского августа в сознании граждан Советского Союза.
Перевод Владимира Окуня
