Великоанадольское лесничество. Фото: Ирина Малышко«Степь леса боится» — так говорили в старину. Леса испокон веков останавливали набеги кочевников. Нынешнее XXI столетие не стало исключением. В донецкой степи , на подконтрольной Украине территории, вплотную примыкая к зоне военных действий, раскинулся рукотворный Великоанадольский лес — и, возможно, неслучайно именно вдоль него проходит линия разграничения с оккупированными территориями Донецкой и Луганской областей.
Историю степных лесов нужно рассказывать с самого начала , с тех времен, когда восток и юг современной Украины именовался Диким полем. В конце XVIII века в Европе произошла рокировка сил, в результате чего Российская империя значительно увеличила количество принадлежащих ей земель. После трех разделов Речи Посполитой (1770, 1793, 1795) к России отошли обширные и густонаселенные территории современной Польши, Литвы и Беларуси. После ликвидации Запорожской Сечи (1775) империя стала единовластным хозяином части северной части Дикого поля, то есть так называемых запорожских вольниц. После аннексии Российской империей Крымского полуострова (1783) и последовавшей за ней ликвидацией Крымского ханства (1791) в ее состав вошли Крым и степные просторы Таврии.
Завладев этими обширными пустующими территориями , российское правительство начало процесс их освоения. Земли должны приносить доход — иначе зачем их присоединять? Колонизация неосвоенных степных пространств проводилась двумя путями: за счет внутреннего ресурса — подданными империи (крестьянами Левобережной Украины и запорожскими казаками, еще в период Новой Сечи последний этап существования Запорожской Сечи, 1734—1775 годы начавшими стихийную колонизацию своих степных территорий) — и приглашенными иностранцами. Так в степях Украины оказались меннониты , имеющие прямое отношение к нашей истории.
Меннониты — это одна из протестантских деноминаций. В большинстве своем они были выходцами из Голландии , фризами и фламандцами. Религиозный канон меннонитов включал отказ от насилия и убийства (даже для защиты отечества или собственной жизни), что стало главной причиной их скитаний. Единственной формой протеста, которую меннониты себе позволяли, была эмиграция: если им не позволяли жить по законам их веры, эти трудолюбивые и спокойные люди разворачивались и уходили на новое место, оставляя за собой цветущие сады — в прямом значении этих слов.
Лесничество Каменская лесная дача. Фото: Ирина МалышкоРечь Посполитую называли «государством без костров» , она отличалась толерантностью к иноверцам разных мастей, и меннониты нашли убежище на ее территории, в районе Гданьска и низменности Жулава. Однако после второго раздела Польши эти территории вошли в состав Пруссии, а прусский военный дух радикально противоречил пацифизму меннонитов. Им ничего не оставалось делать, как принять предложение Екатерины II «плодиться, размножаться» и, конечно, трудиться за щедрую материальную поддержку на ее пустынных, неосвоенных степных территориях, получив статус колонистов (иностранцев) Российской империи.
В период проживания меннонитов на территории Речи Посполитой в их общину , приняв веру, вошло и некоторое количество поляков, поэтому среди меннонитов встречались польские фамилии: Козловский, Рогальский, Телицкий, Щепаньский.
Приняв предложение Екатерины II , меннониты покинули территории современной Польши и с 1793 года начали обосновываться в украинских степях. Вначале они селились в районе острова Хортица, затем — недалеко от Мелитополя, где был создан Молочанский меннонитский округ, и, наконец, под Мариуполем, в Мариупольском меннонитском округе.
Примерно тогда же и там возникли колонистские округа: Мариупольский и Молочанский , в которых проживали немецкие колонисты — католики и лютеране. Это были крестьяне из Пруссии, которые тоже откликнулись на зов российской императрицы.
Одной из обязанностей всех немецких колонистов и меннонитов было высаживание деревьев в степи. Дело в том , что испокон веков великая степь отпугивала не только набегами кочевников, но и дурной погодой. Еще в позапрошлом столетии климатолог Александр Воейков открыл так называемую великую ветряную реку, начинающуюся над Карским морем, идущую через азиатские склоны Уральского хребта, вливающуюся в Прикаспийскую низину, а далее через калмыцкие, донские, донецкие и таврические степи доходящую до румынских Карпат, сходя там на нет. Этот ветряной поток, в народе именуемый суховеем, очень опасен, особенно для земледелия, ведь он приносит засухи и пыльные бури. Единственным союзником человека в борьбе со степной стихией могли стать леса. Необходимость «зеленого защитного щита» стала очевидна еще на ранних этапах освоения степных просторов.
Лесной лагерь меннонитов , Великоанадольское лесничество. Фото: Ирина МалышкоНадо сказать , что высадка деревьев в степи была настолько тяжелым занятием, что даже трудолюбивые меннониты, невзирая на щедрую помощь государства, зачастую не выдерживали и возвращались обратно. В том, что идея посадки лесов в степи вообще воплотилась, большую роль сыграл вышедший из среды меннонитов простой колонист с государственным мышлением. Звали его Иоганн Корнис, он родился в Польше, под Гданьском (Данцигом), но еще ребенком переселился в украинские степи, и главной его страстью был лес. «Если человек хочет, чтобы лес в степи рос, — лес будет расти», — любил повторять он и, говорят, даже палкой поколачивал колонистов, заставляя их хорошо трудиться.
Корнис разработал технологию посадки леса в условиях степи. Со временем поселки меннонитов и немецких колонистов превратились в маленькие парки , разительно отличаясь от того, чего удалось добиться в соседних поселениях.
Интересен еще один факт: вместе с меннонитами и немецкими колонистами в украинскую степь перебрались с бывших территорий Речи Посполитой евреи. На их привычные занятия (торговля , ремесло, содержание трактиров и т.д.) российские власти смотрели неодобрительно и пытались их запрещать, а вместо этого приобщить евреев к «настоящему труду». Их стали приглашать селиться на неосвоенных степных просторах на правах колонистов, предоставляя существенные льготы. Так в украинской степи возникли и еврейские колонистские округа. Обучение евреев, не имевших ранее опыта ведения сельского хозяйства, возложили на меннонитов, в том числе это касалось и обучения выращиванию леса.
Лесничество Каменская лесная дача. Фото: Ирина МалышкоИтак , меннониты, немцы и присоединившиеся к ним евреи, согласно предписанию, высаживали в своих колониях лесные посадки, но, возможно, это не приобрело бы большого масштаба, если бы однажды в Молочанские колонии к Иоганну Корнису не заехал граф Павел Дмитриевич Киселев, первый глава Министерства государственных имуществ Российской империи. Сам граф, к слову, тоже был связан с Польшей: его женой была София Потоцкая — дочь польского магната Станислава Щенсного Потоцкого и знаменитой авантюристки Софии Глявоне (той самой, в честь которой был назван парк Софиевка в Умани).
К моменту встречи Корниса и Киселева уже стало окончательно понятно , что леса в степи значительно увеличивают продуктивность сельского хозяйства, и министр решил поставить лесовыращивание в степи на государственные рельсы. Основание, не побоюсь сказать, первого в мире степного лесничества в 1843 году поручили молодому подпоручику Корпуса лесничих Виктору фон Граффу, наполовину немцу (точнее, курляндцу: его отец был выходцем из Курляндии, входившей некогда в состав Речи Посполитой), наполовину итальянцу.
Для лесничества была выбрана нетронутая плугом Великоанадольская степная пустошь на территории современной Донецкой области , где на площади 150 гектаров и появился заложенный фон Граффом Великоанадольский лес.
Самоотверженность фон Граффа достойна отдельного романа: более десяти лет он жил в сырой хатке за 12 верст от лесничества , без другого жилья вокруг, без дорог, вне благ цивилизации, без денег (ему часто забывали платить жалованье), практически в одиночку с несколькими учениками, крестьянскими мальчиками. И при этом ему удалось не просто посадить лес, а заложить основы степного лесоразведения государственного масштаба.
Дубы фон Граффа. Фото: Ирина МалышкоКак писал продолжатель дела фон Граффа , лесничий Азовского лесничества Казимир Хлевинский, из-за сытости местного крестьянства, не желавшего работать в лесничествах, положение спасали только лесные команды меннонитов. Как мы помним, они не могли брать оружие в руки, и Екатерина II клятвенно обещала уважать законы их веры, но российская государственная память коротка: после реформ Александра II меннонитам стала грозить служба в армии. Часть из них тут же эмигрировала в Америку и Канаду, а оставшимся российское правительство разрешило альтернативную службу в степных лесничествах. Так по стечению обстоятельств меннониты снова вышли на авансцену степного лесоразведения.
Лесные команды меннонитов существовали до 1917 года; большинство меннонитских казарм в лесничествах в буквальном смысле сгорели в огне революции , тогда же погибли и значительные массивы леса. Но, к счастью, некоторые из построек, некогда принадлежащих этим командам, сохранились до настоящего времени: в одних из них живут люди, остатки других находятся буквально в нескольких километрах от зоны военных действий, к сожалению, не щадящих и лес тоже.
Лесной лагерь меннонитов , Старобердянское лесничество. Фото: Ирина МалышкоНадо сказать , сравнительно недолгая — меньше 200 лет — история степных лесов знала немало печальных страниц.
Несмотря на важность леса для нужд сельского хозяйства , о нем часто забывали. Так повелось еще со времен фон Граффа: созданную им школу лесников закрыли, что стало для лесничего личной трагедией.
Ее открыли заново лишь тогда , когда степные районы накрыла экологическая катастрофа, а горы чернозема, созданные пылевыми бурями, перекрыли проезд железнодорожному транспорту. В сущности, такова вся история степных лесов — о них будут вспоминать только в момент крайней необходимости: после голода, глобальной засухи или очередной экологической катастрофы.
Однако , закладывая лес в степи, Виктор фон Графф и его последователи ставили намного более масштабные цели, нежели просто создание «зеленого щита» для сельскохозяйственных угодий. Пионерами-лесоводами двигали идеи экологичности — с помощью леса они стремились улучшить суровый резко континентальный климат степи, — а также просвещения: на примере лесничеств они стремились показать важность леса, боролись с косностью мышления местных селян, видевших в рукотворных лесах лишь барскую забаву. Об этом писали в своих работах и фон Графф, и Хлевинский, и Павел Сивицкий, лесничий Старобердянского лесничества.
Для самих же первопроходцев степей лес был символом обновления. Вообще в конце XIX века, с легкой руки братьев Гримм, взявших идею германского леса (Deutscher Wald) за культурную основу объединения Германии, лес стал играть особую роль в европейской культуре.
Идеей леса как символа новой счастливой прогрессивной и , что особенно важно, экологичной жизни, пронизана пьеса Чехова «Дядя Ваня».
Просто удивительно , насколько монологи чеховских героев близки к идеям прославленных лесоводов степей: «…когда я слышу , как шумит молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти, и что, если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я». Сложно с уверенностью сказать , читал ли Антон Павлович читал работы фон Граффа, Хлевинского и Сивицкого, но родившись в Таганроге, между морем и степью, он не мог не знать о новаторском проекте того века — лесах в степи.
Российская империя , выступив инвестором лесного проекта и подарив миру имена знаменитых лесоводов, считала (и, в лице современной России, считает) лес в степи исключительно российским изобретением.
Великоанадольское лесничество. Фото: Ирина МалышкоС другой стороны , Борис Иваницкий, директор Лесного департамента правительства Украинской Народной Республики в 1917–1918 годах, находясь в эмиграции, не без оснований писал в 1936 году в двухтомнике «Леса Украины» (изданном, кстати, в Варшаве) о лесе в степи как чисто украинском национальном продукте, адаптированным к украинским реалиям. Он считал Украину родоначальницей степного лесоразведения, подарившей миру целую плеяду известных украинских лесоводов.
О своем вкладе в возникновение степного лесоразведения не забыли и меннониты , а деревья, выращенные из желудей дубов Корниса, благополучно произрастают в Канаде и Америке.
Поляки тоже по праву могут считать степные леса своим детищем , учитывая количество точек пересечения с польской историей и польских фамилий, причастных к созданию лесного чуда, — это не только упоминавшиеся Хлевинский и Сивицкий, но и другие лесоводы: Белянский, Зубачевский, Сивицкий, Полянский, Плавинский, Хлевинский, Бартосевич, Белявский…
Я не буду брать на себя смелость определять национальную принадлежность степных лесов: по правде говоря , история степного лесоразведения мультикультурна, как некогда был мультикультурен и восток Украины. К сожалению, именно «был»: катастрофы ХХ века не обошли эти территории стороной. Интернирование немцев перед Первой мировой войной в Поволжье, войны немецких колонистов и меннонитов с Красной армией и Махно в 1919–1920-х годах (оказавшись на грани истребления, меннониты впервые в своей истории были вынуждены нарушить законы своей веры и взять оружие в руки), Голодомор 20-х и 30-х , коллективизация, сталинские репрессии, национальные операции НКВД в годы Большого террора (немецкая, польская , греческая, болгарская), депортация немцев с востока Украины в Казахстан в 1941 году, холокост евреев в годы Второй мировой — все это не могло пройти бесследно. Исчезали целые народы , с ними были утрачены огромные пласты культуры, стиралась историческая память. Остались лишь степные леса — молчаливые хранители памяти о прошлом. Они, как и в глубокой древности, зеленым щитом преграждают дорогу «кочевникам» XXI века.
