Обложка книги Марека Шиманяка «Упадок. Репортажи из малых городов». Издательство Czarne , 2021. Источник: пресс-материалы

— Когда-то мы были одним из крупнейших промышленных центров в [Люблинском] воеводстве , а теперь почти ничего не осталось, — рассказывает Петр из Хелма во время нашей встречи в конце 2020 года.

Петру под пятьдесят , он живет здесь с рождения. После техникума, в конце восьмидесятых, поступил на Хелмское обувное предприятие им. ПКНО (Польского комитета национального освобождения). Занимался физической работой на производстве.

— Отец частенько повторял , что люди никогда не перестанут есть, болеть и носить обувь, поэтому производители продуктов, врачи и сапожники без куска хлеба не останутся. Идти в сельское хозяйство я не хотел, для медицины умом не вышел, а вот работа на обувной фабрике казалась подходящей. К тому же отец сам там работал. Он был трудолюбивым и никогда не жаловался. Мне он желал только добра, поэтому посоветовал такой путь, тем более что предприятие в те годы было солидным. Кто знает, может, если бы теперь дела обстояли так же, я бы то же самое советовал собственным детям.

Хелмское обувное предприятие им. ПКНО , 1979. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Во времена ПНР обувное предприятие действительно было гордостью Хелма и коммунистической власти. Власть с самого начала относилась к городу по-особенному. В целях пропаганды создавался миф , что именно в Хелме утвердили Манифест ПКНО, марионеточный орган, созданный Сталиным летом 1944 года для осуществления власти на занимаемых советскими войсками польских территориях а стало быть Хелм — «колыбель ПНР» , хотя на самом деле комитет был образован в Москве. Доказательством благосклонности власти служило крупное строительство. В городе открылись многочисленные промышленные предприятия, в частности, птицефермы, винзаводы, а главное — современный цементный завод. Только на нем работало около четырех тысяч человек. Позже появилось Хелмское обувное предприятие. Когда [в результате административной реформы 1975 года] Хелм стал столицей воеводства, город начал расцветать, что видно по статистике населения. Через десять лет после Второй мировой войны число горожан составляло двадцать шесть тысяч человек. В 1975 году в Хелме насчитывалось уже сорок пять тысяч жителей, а еще десятилетие спустя — больше шестидесяти тысяч.

В действительности тех , кто жил и работал в городе, было больше, поскольку на хелмские предприятия ежедневно приезжали сотни работников из окрестных городков и деревень. Петр рассказывает, что в годы расцвета на его обувной фабрике работало три тысячи человек. На архивных фотографиях фабрики видно обширную площадку, а на ней — ряд припаркованных «автосанов», из которых высаживаются работники. Людей полно — одни выходят с завода, другие направляются к нему, третьи стоят возле частных автомобилей на парковке. Разговаривают. Сегодня все это осталось лишь в воспоминаниях.

— Если не считать цементного завода , наша фабрика была одним из крупнейших предприятий в городе. Продукция поступала не только на отечественный рынок, но и отправлялась на экспорт, в том числе в СССР, ГДР, Румынию, Венгрию. У обувной фабрики был собственный детский сад, поликлиника, рабочее общежитие. Кадры набирали из заводского техникума, а работники могли каждый день питаться в столовой. Сегодня на ее месте — «Бедронка».

Хелмское обувное предприятие им. ПКНО , 1979. Источник: Национальный цифровой архив Польши

Петр показывает мне на огромный фонарь , возвышающийся над площадкой:

— Вот печальный символ фабрики и того , что произошло с нашим городом. Раньше фонарь светил ярко. Когда жизнь бурлила, работа кипела, Хелм процветал — он освещал все окрестности. А потом погас, одновременно с тем, как угасла фабрика и почти вся хелмская промышленность. Его отключили от фабричного электричества, теперь так и стоит мертвый.

Несколько лет назад фонарем заинтересовались местные СМИ. Они забили тревогу , потому что удерживающий десять ламп старый столб проржавел и может представлять опасность для пешеходов. Чиновники ответили, что фонарь — не городская собственность, и обещали найти хозяина. Но тема заглохла, фонарь стоит как стоял — и по-прежнему не светит.

Петр работал в цеху , обслуживал станки. Фабрика тогда функционировала в две смены. В хорошие времена за сутки производили две тысячи пар обуви.

— Я проработал там почти до самого конца. В общей сложности около десяти лет. Работа была тяжелая , посменная, но, выходя, ты чувствовал, что сделал что-то хорошее, да и семью мог прокормить. После перемен начались трудности, увольнения. Когда стало совсем тяжело, я ушел.

Хелмская обувная фабрика окончательно пришла в упадок в 1994 году. Через некоторое время вместо нее открылась частная компания , но в ней нашлось место лишь для малой части старых сотрудников.

— Говорят , сильнее всего на формирование человека влияет первая работа — у меня так и было. Я привык, что если хорошо работаешь, то вовремя получаешь зарплату, и хотя деньги небольшие, прожить можно, если не шиковать. Только в свободной Польше я узнал, что можно работать, скажем, месяц или два — и тебе не заплатят, а хуже всего, что жаловаться некому. Никому нет дела до того, что кто-то украл твои деньги. Ведь это и есть — будем называть вещи своими именами — воровство. Если сотрудник что-то украдет в компании — тут же полиция, суд, приговор. В обратную же сторону это почему-то не работает.

После увольнения Петр долго числился безработным. Официальной работы не было , и несколько лет он перебивался как мог. Сперва у сапожника, где занимался ремонтом обуви, а потом на стройке — укладывал плитку — и на строительном складе. Устроился охранником, но платили там мало, поэтому он получил права на управление грузовиком. Поначалу Петр ездил в основном в международные рейсы, но ему не нравилось, что он неделями не бывал дома. Теперь он работает водителем грузовика для местной фирмы, ездит по окрестностям.

— Жизнь меня побросала , но каждый раз, когда я проезжаю мимо фабрики, сердце сжимается от того, что все тут пошло прахом. Столько лет прошло, но до сих пор трудно смириться с тем, что никто не остановил этот упадок. Я не говорю, что сейчас мы все хотели бы работать на этих предприятиях. Ведь каждое поколение хочет подняться на ступеньку выше, чем родители, но у нас вместо этой лестницы оказалась дыра. Предприятия уничтожили, а взамен ничего не дали. Вместо того, чтобы идти в гору, люди летели в пропасть и приземлялись на голый зад. Единственное, что для нас сделали — открыли дверь и сказали, что можно эмигрировать. То и дело повторяли, что, если кто-то не может устроиться — есть такой выход. Столько моих знакомых, их детей уехало, что остается только руками развести. Вместо того чтобы дать работу, заставили ехать на поиски куска хлеба. И это прогресс?

Дела в Хелме действительно шли не лучшим образом. С одной стороны , экономические перемены привели к остановке многих предприятий. С другой — в результате административной реформы, проведенной спустя десять лет, в городе закрылись многие учреждения. В 1998 году Хелмское воеводство (как и многие другие, образованные в 1975-м) было упразднено, а его территория вошла в состав Люблинского. В девяностые численность населения Хелма росла и в 1997 году достигла семидесяти тысяч , но, когда город утратил статус столицы воеводства, начался процесс обезлюдения. В 2015 году Хелм по числу жителей уступил другому крупному городу воеводства, Замосци; разница между ними постоянно увеличивается. Сейчас в Хелме проживает около шестидесяти двух тысяч человек, а по прогнозу Главного статистического управления, к 2050 году эта цифра сократится еще на треть — до сорока двух тысяч.

Деревня Реёвец недалеко от Хелма , 2013. Источник: Flickr

Одна из причин обезлюдения Хелма — безусловно , ситуация на рынке труда. На момент вступления Польши в Евросоюз работы официально не было у каждого четвертого жителя города. Благодаря новым волнам миграции уровень безработицы начал снижаться, но даже на пике экономической конъюнктуры, то есть в конце 2019 года, ее уровень превышал 10 %. В среднем по стране в это время безработица была в половину меньше. Отток жителей, особенно молодежи, виден по статистике, касающейся социальной структуры города. В 2004 году люди пенсионного возраста составляли более 13 % жителей Хелма. В 2019 году этот показатель достиг 25 %. Это означает, что каждый четвертый житель города — пенсионер.

По мнению некоторых экспертов , решением проблемы обезлюдения небольших населенных пунктов может стать дегломерация, например, перенос центральных учреждений и некоторых министерств из Варшавы в маленькие города, в частности в те, которые перестали выполнять функции воеводских столиц в 1999 году. Как писал Петр Трудновский из «Ягеллонского клуба», в результате это подняло бы престиж этих городов и появился бы шанс, что выпускники вузов останутся там работать. В них создавались бы привлекательные рабочие места и появился бы импульс к развитию, потому что вокруг учреждений, где работают сотни людей, сформировалась бы бизнес-инфраструктура, предлагающая ряд услуг — от уборки и кейтеринга до компьютерного сервиса.

С другой стороны , все это было бы на руку государству, потому что в Варшаве уже не хватает государственных зданий для размещения учреждений, поэтому офисы приходится арендовать по заоблачным расценкам столичного рынка недвижимости. В маленьких же городах таких помещений в избытке, к тому же они пустуют; кроме того, здесь многие люди охотно согласились бы на работу в государственном секторе по ставкам, считающимся в Варшаве неконкурентными. Сторонники дегломерации также отмечают, что подобный подход успешно применяют за рубежом. Речь о Швеции, Словакии, Чехии, где учреждения и суды расположены за пределами столиц, а также о Германии — там за пределами Берлина находятся даже министерства.

Критики дегломерации , в свою очередь, обращают внимание на то, что перенос учреждений может привести к снижению качества их работы. Ведь, вероятно, лишь небольшая часть нынешних сотрудников согласилась бы переехать, поэтому почти все кадры пришлось бы обучать с нуля. Кроме того, скептики подчеркивают, что рассредоточение государственных институций могло бы создать неудобства гражданам, так как решение любого вопроса, требующего личного присутствия, было бы связано с далекими и занимающими много времени поездками (в связи с центральным расположением Варшавы, до нее из любой точки одинаково близко — или одинаково далеко).

Вальбжих , 2005. Источник: Flickr

Несмотря на то , что перенос госучреждений за пределы столицы присутствует в предвыборных программах многих представленных в польском парламенте партий, а сам процесс обещало поддерживать правительство, дело не слишком продвинулось. Правда, был подготовлен правительственный доклад, из которого следует, что на сто семь центральных учреждений приходится только четырнадцать, расположенных вне Варшавы, и что еще тридцать одно могло бы переехать, но до воплощения этого замысла все еще далеко.

И все же существуют места , где дегломерация обрела реальные черты. Одно из них — как раз Хелм. В последние годы там, например, открылись Единый центр обслуживания Национального фонда здоровья и Отдел обслуживания неактивных счетов Управления социального страхования, реализующие задачи для отделений этих учреждений со всей Польши, а также Консультационный центр Польского фонда развития, который занимается обслуживанием ведущих программ фонда, таких как Финансовое планирование для работников. Pracownicze Plany Kapitałowe (PPK) — накопительная схема для работников, осуществляемая в сотрудничестве с работодателями и государством. Город также получил дополнительное финансирование на строительство Центра экономической активности , большого инкубатора предпринимательства, а местной Государственной школе профессионального обучения выделили финансирование на строительство Института медицинских наук, где уже обучаются медсестры. В свою очередь, Агентство развития промышленности создаст здесь логистический хаб на базе железнодорожного узла, что должно способствовать использованию потенциала города, связанного с его расположением — Хелм находится в двадцати семи километрах от границы с Украиной. Правда, критики отмечают, что на инвестиции повлияли политические связи нынешнего мэра Хелма Якуба Банашека, имеющего отношение к правящей партии «Право и Справедливость», но сам он не видит ничего плохого в продвижении города на высшем уровне и утверждает, что это — одна из задач мэра.

Когда я спрашиваю Петра об этом проекте , он отвечает, что Хелму действительно сейчас уделяют все больше внимания, особенно на государственных телеканалах, где о нем говорят как о примере успеха и того, как правительство помогает малым городам, которые забросила прежняя власть.

— Доля пропаганды здесь есть , но впервые за много лет у нас столько всего происходит. Мне все равно, из какой партии президент. Раньше долгие годы у власти были левые, так может и хорошо, что сейчас ветер поменялся? Для меня главное, чтобы они что-то делали для нас, для людей. А то, что они отдают посты своим, например, Януша Чешиньского, «министра аппаратов ИВЛ» , в 2018–2020 годах — помощник секретаря в министерстве здравоохранения Польши сделали вице-мэром города — так это известная история. Какая власть так не поступает? Может я преувеличиваю , но то, что происходит сейчас, напоминает мне Хелм сто лет назад.

Чтобы понять , о чем говорит Петр, необходимо вспомнить межвоенное двадцатилетие. После долгого периода, когда территория Польши была разделена, властям страны нужно было упорядочить железнодорожную систему и ее администрацию. Тогда было принято одно из важнейших решений в истории Хелма: перенести сюда из Радома Восточную окружную дирекцию государственных железных дорог. Помимо приезда в город нескольких сотен хорошо зарабатывавших чиновников и железнодорожников, это также должно было повлечь за собой масштабное расширение Хелма, сопоставимое только с одним крупным проектом того времени — Гдыней. город был построен в 1920-е годы практически с нуля И хотя Дирекцию в конце концов перевести не удалось , потому что процесс прервала война, до ее начала успели построить целый модернистский район Нове-Място, в семь раз превосходивший площадь всего тогдашнего Хелма. Тогда же появились первые водопровод и канализация. Благодаря директивам, направлявшимся из Варшавы, Хелм из небольшого городка превратился в один из главных центров региона.

— Сто лет назад политическое решение сыграло нам на руку. Потом , в результате политических перемен, город пришел в упадок. Может, теперь мы снова отыграемся? — подытоживает Петр.

Бельско-Бяла , 2005. Источник: Flickr

***

Когда Даниэль демобилизовался , он устроился работать к фотографу и хотел освоить профессию. Он обожал фотографию и всегда мечтал зарабатывать съемкой. Но мать постоянно твердила, что он попусту теряет время, потому что только и делает, что печатает снимки и проявляет пленку. Она советовала сыну найти настоящую работу.

— Я-то не переживал — верил , что и сам буду снимать, вот только набью руку. Но через несколько месяцев потерял работу. Первого апреля начальник подошел и сказал, что увольняет меня. Он смеялся, и я подумал, что это шутка. Вышел покурить, а когда вернулся, он сказал: «Я серьезно тебя увольняю, собирайся».

Сейчас Даниэль уже даже не злится на бывшего начальника.

— Тогда мне было обидно , но потом я понял, что ему просто не хватало денег на сотрудника.

Ольштын , 2003. Источник: Flickr

Следующие несколько месяцев он безуспешно искал работу. Шел 2005 год , в Бартошице город в Варминьско-Мазурском воеводстве и окрестностях свирепствовала безработица , достигавшая почти 40 %. Для сравнения — в Ольштыне в то время было 9,2 % нетрудоустроенных. В Бартошице не могли найти работу опытные сотрудники, имевшие специальность, что уж говорить о молодых без всякого опыта.

— Я встретил знакомую , которая некоторое время назад уехала на заработки за границу. Она сказала, что здесь мне ничего не светит. Говорила: «Вали, пока можешь». Обещала помочь с работой в Англии, найти жилье, даже в аэропорту встретить.

Даниэль боялся ехать. Его родители работали в бюджетном секторе , зарабатывали мало, но стабильно.

— Я не хотел , чтобы родители продолжали меня содержать. Когда сказал, что уезжаю, отец спросил: «Сколько тебе нужно на жизнь?» Я ответил: «Не важно, сколько, важно заработать самому».

Он выбрал Англию; сначала устроился на склад. Вспоминает , что крутился как белка в колесе. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Потом нашел работу в аэропорту, а через несколько лет, когда в совершенстве овладел языком, его взяли в рекрутинговое агентство, подбирающее работников из Восточной Европы. Он вернулся в Польшу насовсем через двенадцать лет. Пересилила тоска по семье, пейзажам, а главное — по чувству дома.

— Я сказал себе , что еду месяцев на шесть. Боялся, что не приживусь.

Это было в конце 2017 года. С работой дело по-прежнему обстояло плохо. В Бартошицком повете безработица все еще превышала 20 %. В родном городе Даниэля на одно предложение о работе приходилось 388 безработных. В Ольштыне — 26 , а в Варшаве — 9.

Но Даниэлю повезло , он искал работу всего несколько недель. Помогло блестящее знание английского — его новой начальнице нужен был человек, который общался бы с заграничными клиентами.

— Я знал , что в Польше не получится заработать столько же, сколько в Британии, и что доходы сократятся, но мне в голову не приходило, что я буду зарабатывать две тысячи злотых 470 евро по курсу 2018 года чистыми , — смеется он. Ему обещали увеличить зарплату через три месяца. — Испытательный срок закончился , но сумма не изменилась. Еще мне обещали трудовой договор, а я продолжал работать по срочному контракту. Зато расширился круг обязанностей. Оказалось, что я должен не только общаться с клиентами, но и писать официальные письма на иностранном языке, а также решать вопросы гарантийного ремонта оборудования в зарубежных компаниях. В общем, на меня свалили всю работу, связанную с разговорами и перепиской на английском. И всё — за две тысячи злотых.

Польша , 2005. Источник: Flickr

Время шло , ситуация не менялась. Даниэль устал просить то, что ему обещали.

— Начальница меня избегала , у нее никогда не находилось для меня времени. В конце концов я поймал ее на входе и вывел наружу, якобы покурить. И говорю: «Какого хрена ты творишь? Обещаешь, лапшу на уши вешаешь — думаешь, что нашла дурака? Что я буду пахать на тебя за две тысячи? Ищи другого лоха». Она опешила. Когда я сказал, что увольняюсь, обещала прибавку на пятьсот злотых, но через три месяца, и три тысячи через год. Я проработал там эти месяцы, но обещанных денег не дождался. Зато на прощание она меня обманула на тысячу шестьсот злотых. Подсунула бумаги на подпись, и я, не читая, подписал отказ от оплаты за переработку. Не понимаю, как такому человеку не противно смотреть на себя в зеркало.

Даниэль не знает , останется ли в Бартошице. Хотя после возвращения из эмиграции прошло уже три года, он до сих пор не чувствует себя здесь уверенно.

— В Британии я скучал по Польше и родным местам. Чувствовал , что должен вернуться, потому что здесь мои корни. А вернувшись, мечтаю о той стабильности. Знаю, что здесь никогда так не будет. Всегда будешь работать на кого-то и почти всегда кто-то будет пытаться тебя надуть. У меня есть опыт работы в рекрутинге, в аэропорту, только в Бартошице он бесполезен. Но и скитаниями я сыт по горло. Я уже не мальчик. Хочется где-то осесть, но боюсь, что отсюда рано или поздно придется валить.

Перевод Ольги Чеховой

Благодарим издательство Czarne за возможность публикации.