История любви , которую я собираюсь рассказать, известна и полякам, и россиянам. Но помнят они чаще всего только сам факт, что такая история имела место, а не то, как она развивалась. В польской исторической памяти этот роман воспринимается сквозь призму позднейших событий и возводится в степень греха, который привел в конце XVIII века к гибели государства. Двое влюбленных — главные герои романа — тоже воспринимаются уже в свете исторической легенды, которая сложилась гораздо позже. Она — холодная, расчетливая, цинично использующая своего любовника. Он — влюбленный , покорный и наивный.
Но давайте посмотрим на эту историю несколько иначе. Ведь когда они влюбились друг в друга , он не был еще польским королем Станиславом Августом, а она — российской императрицей Екатериной Великой. Вспыхнувшее чувство — это любовь двух молодых людей, которым было всего по двадцать с небольшим: польского шляхтича Станислава Понятовского и великой княгини Екатерины Алексеевны, ни много ни мало жены наследника российского престола.
Она: Екатерина Алексеевна
Картина Анны Росины де Гаск «Великая княгиня Екатерина Алексеевна с супругом Петром III Федоровичем». Источник: Национальный музей ШвецииНе секрет , что одна из величайших правительниц в истории России была немкой. София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская родилась 21 апреля (2 мая) 1729 года в немецком городе Штеттин (ныне — Щецин на территории Польши). Эту представительницу обедневшего немецкого аристократического рода императрица Елизавета Петровна избрала в жены престолонаследнику — великому князю Петру. Когда будущие супруги познакомились в Ойтинском замке , недалеко от Любека, ей было 10 лет. Позже, в пятнадцатилетнем возрасте, она была приглашена в Россию, где вскоре вступила в брак с великим князем, перейдя в православие и приняв имя Екатерина Алексеевна.
У ее мужа был нелегкий характер. Последний король Польши включил в свои мемуары — являющиеся для нас первостепенным источником при описании истории этого романа — рассказ о скандальном поведении Петра , открыто презиравшего русскую культуру и видевшего лучшие цивилизационные образцы в Пруссии Фридриха II.
...он [будущий император Петр III] жаловался на русский народ в свойственном ему фарсово-казарменном стиле. Правда , в этом он бывал порою весьма забавен, ибо не испытывал недостатка в специфическом чувстве юмора, — он был не дурак, а скорее безумец, и из-за того, что любил выпить, разрушил без остатка свои невеликие мозги. Курил он тоже постоянно, фигуру имел тощую и хилую, чаще всего ходил в голштинском мундире, а если надевал штатское платье, то всегда смешное и в дурном вкусе, что делало его похожим на какого-то мелкого офицеришку или на паяца из итальянской комедии, который строит из себя барина.
И такого вот преемника выбрала себе императрица Елизавета.
Екатерина была для него слишком умной , а кроме того не разделяла его увлечений, главным из которых была муштра отданных в его распоряжение воинских частей. Брак оказался крайне неудачным, в том числе в интимной сфере. Великая княгиня постоянно либо страдала из-за своего мужа, либо стыдилась его. К тому же она ненавидела табачный дым, на который была обречена в его обществе. Да и русское придворное окружение отнюдь не выказывало к ней благосклонности. Она не находила в этом обществе людей, которые могли сравниться с ней по уровню образования. А следует признать, что воспитана она была прекрасно, и полученные знания сама охотно углубляла, с увлечением читая французские книги, благодаря которым оставалась в курсе новейших научных, философских и литературных достижений.
Он: Станислав Антоний Понятовский
Станислав Антоний Понятовский — пятый ребенок Станислава Понятовского и Констанции , урожденной Чарторыйской. Отец будущего короля Польши был известным в Европе дипломатом и давним другом шведского короля Карла XII. Его достижения на международной арене принесли семье немалую славу и даже описаны в исторических трудах Вольтера. Мать же принадлежала к одному из самых могущественных литовских родов, благодаря чему могла обеспечить своим детям всестороннее образование, соответствующую финансовую базу и перспективы блестящей карьеры.
Родители позаботились об отличном старте Станислава. Благодаря домашнему образованию под руководством выдающихся наставников (в их числе — российский посол Герман Карл фон Кейзерлинг , бывший учителем логики) и заграничным путешествиям мальчик прекрасно изучил европейскую дипломатию, что было большой редкостью для тогдашней Польши. Станислав мог также похвастаться знакомствами по всей Европе, знанием множества языков и хорошими манерами, усвоенными им в среде западной аристократии. Любовь к искусству и впечатлительность, которую он выказывал, снискали ему признание представителей так называемой Литературной республики. Respublica literaria — межнациональное сообщество ведущих философов, литераторов и ученых, общавшихся между собой путем переписки. Это определение используется в отношении элит эпохи Ренессанса (переписывавшихся на латыни) и Просвещения (использовавших французский).
Одним из элементов его дипломатического образования стал приезд в петербургскую дипмиссию в июне 1755 года. Но прибыл он туда не как представитель Речи Посполитой , а как секретарь английского посольства и помощник своего наставника Чарльза Уильямса. Именно этому англичанину мы обязаны подготовкой почвы, на которой смог расцвести описываемый роман. Уильямс, учитывая возраст и состояние здоровья императрицы Елизаветы, с самого начала старался завязать хорошие отношения с так называемым молодым двором (свитой великого князя), поскольку ожидал, что именно Петр — и уже совсем скоро — унаследует российский престол. Вместе с Уильямсом присоединился к окружению великого князя и Станислав.
Любовь , заставившая позабыть о Сибири
Молодой Понятовский настолько хорошо умел говорить по-немецки , что вскоре снискал благосклонность великого князя Петра, испытывавшего к немецкой культуре огромное уважение. Контакты между молодым двором и служащими английского посольства развились до такой степени, что Станислав и Уильямс были приглашены для совместного времяпрепровождения в усадьбу Ораниенбаум под Петербургом.
Проспект Большого дворца в Ораниенбауме. Рисунок Филиппа Внуков и Никиты Челнакова по рисунку М.И. Махаева. Источник: Государственный ЭрмитажТам Екатерина впервые обратила внимание на молодого поляка. Когда Понятовский танцевал , Уильямс расхваливал ей его качества, деяния его отца, достоинства семьи и их симпатии к России. Увеселения в Ораниенбауме совпали по времени с сообщениями о неверности первого любовника Екатерины Сергея Салтыкова. Станиславу же удалось развлечь Екатерину интересной беседой: они тогда обсуждали проблемы литературного стиля французских дневников и автопортретов, которые можно прочитать в мемуарах известных людей. Екатерина попросила, чтобы Станислав и для нее подготовил написанный в подобном стиле литературный автопортрет. Результат этой работы сохранился до наших дней:
Начитавшись разных портретов , захотел я набросать и свой. Я был бы доволен своею наружностью, если б был на один лишь дюйм выше, ноги имел бы более стройные, нос менее орлиный, бедра более узкие, зрение более острое, а зубы более светлые. Сие не означает, что после всех этих улучшений я счел бы себя чрезвычайным красавцем, но я вовсе и не стремлюсь быть красивее. Ибо нахожу, что физиономия у меня благородная и весьма выразительная, а изящества в движениях и во всей моей фигуре хватает, чтобы я мог привлечь внимание. Однако вследствие близорукости я часто кажусь сконфуженным и понурым, но это длится всего мгновение, а когда оно проходит, то бывает, увы, что, в свой черед, вид у меня чрезмерно гордый. Прекрасное воспитание, кое я получил, весьма помогает мне скрывать недостатки моей наружности и ума и извлекать из них бóльшую пользу, нежели они того заслуживают. У меня достаточно остроумия, чтобы принимать участие в любом разговоре, но мне не всегда и не слишком надолго хватает нити, чтобы я умел направлять беседу, если она не касается чувств или всяческих искусств, склонностью к которым щедро одарила меня природа.
Неудивительно , что Екатерина выказала намерение углубить столь приятное знакомство — ведь она нашла партнера, который мог смягчить ее разочарование и мужем, и Салтыковым. Великая княгиня отправила к Понятовскому своего придворного Льва Нарышкина с поручением устроить дальнейшие встречи. Однако поначалу авансы, переданные Нарышкиным, вызвали у Станислава серьезнейшие опасения, а сама Екатерина еще не покорила его сердце:
В конце концов , я думал, что она вся без остатка поглощена жаждой власти, что она пруссачка до мозга костей (а я был воспитан в величайшем отвращении ко всему прусскому), что она исполнена презрения ко всему, что не Вольтер, — одним словом, я полагал ее совершенно иной, чем была она на самом деле, ибо не только из осмотрительности, но и из отсутствия влечения к ней я месяца три усердно избегал того, что в речах Нарышкина казалось мне лишь ловушкой.
Лишь по прошествии этих трех месяцев он решился передать ей записку , ответ на которую получил уже на следующий день. Так изысканно завязался этот роман. И Станислав, как он сам писал в своих «Мемуарах», «позабыл о том , что существует Сибирь». Ведь роман с женой наследника престола — получи он огласку — представлял для Понятовского реальную угрозу.
Дар , которого он не отдал ранее ни одной другой
Станислав Понятовский быстро изменил свою точку зрения. Екатерина перестала быть «пруссачкой до мозга костей» и сделалась прекрасной Софией (так он стал ее называть , обращаясь к ней по имени до православного крещения):
Ей было двадцать пять лет , и у нее только что свершились первые роды, Будущий император Павел I родился 20 сентября (1 октября) 1754 года. благодаря которым она была в расцвете , исполненном прелести, как обычно случается в такое время у женщин. Черные волосы, ослепительной белизны кожа, яркий румянец, большие глаза — голубые, выпуклые и выразительные, черные и удивительно длинные ресницы, греческий нос и уста, словно зовущие к поцелую, красивые руки и плечи, стройный стан; роста она была скорее среднего, голос имела приятный, а смех столь же веселый, сколь и ее нрав, позволявший ей с величайшею легкостью переходить от самых ребяческих, самых легкомысленных игр к расшифровке дипломатических депеш, а физический труд, с этим связанный, нисколько ее не пугал, как и прочитанный текст, каким бы он ни был важным или даже грозным. Угнетенное положение, в коем она оказалась после замужества, и полное отсутствие общества, отвечавшего ее складу ума, вынудили ее обратиться к книгам — знала она многое. Обаятельная, она у каждого умела отыскать слабину. Она снискала всеобщую любовь, уже тогда прокладывая себе дорогу к трону, на котором воссела потом с такою славой. Такова была моя возлюбленная, ставшая владычицей моей судьбы, — я вверил ей всю мою жизнь с гораздо большей искренностью, нежели те, что говорят обычно в своих случаях подобные вещи. Я же по особому жребию судьбы, будучи двадцати двух лет от роду, смог принести ей в жертву то, чего не отдал ранее ни одной другой.
Фрагменты из «Мемуаров» , которые я цитирую, Станислав Август написал в 80-х годах XVIII века. Обратите внимание, как пятидесятилетний король с почти двадцатилетним стажем правления умеет вернуться к своим юношеским чувствам и со страстью написать портрет своей давней возлюбленной. С обезоруживающей искренностью он признается читателям, что Екатерина стала первой женщиной, с которой он разделил ложе.
Плодом ночных свиданий Екатерины и Станислава могла быть дочь Анна , родившаяся 9(20) декабря 1757 года. Девочка прожила всего два года. Когда Екатерина забеременела, Петр ломал себе голову: «Бог знает , откуда моя жена берет свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребёнок и должен ли я его принять на свой счет». Екатерина , услышав о подозрениях мужа, пошла ва-банк: она велела Нарышкину пойти к великому князю и потребовать от него клятвы, что тот не спал со своей женой. Екатерина была уверена, что Петр предпочтет стиснуть зубы, чем вызвать скандал, публично признавшись, что он не исполняет супружеские обязанности. Когда Нарышкин обратился к нему со словами, подсказанными Екатериной, Великий князь ответил: «Убирайтесь к чорту и не говорите мне больше об этом». Как и пожелал престолонаследник , никто больше этой темы не поднимал.
Что ты делаешь с моей женой?
После годичного пребывания в Петербурге политическая ситуация вынудила Станислава вернуться в Польшу. Он не хотел расставаться с любовницей , да и она не была рада его отъезду. Однако оба согласились на этот отъезд — главным образом потому, что Станиславу было обещано скорое возвращение в Россию, но уже не в должности секретаря британского посольства, а в статусе официального представителя короля Польши — Августа III. Таким образом Станислав повысил бы свое положение при российском дворе, а его присутствие перестало бы зависеть от веяний международной политики.
С начала 1757 года он вновь мог наслаждаться присутствием близ возлюбленной. Все более частые визиты к великой княгине привели к тому , что Станислав утратил чувство опасности и вел себя все более и более безрассудно. 6 июля 1758 года он поехал к Екатерине в нанятой маленькой крытой коляске.
В ту ночь (которая в это время года в Петербурге вовсе не была ночью) , мы, на свою беду, повстречали в лесу великого князя со всей его свитой, и все они были наполовину пьяны. Извозчика спросили, кого он везет, а тот ответил, что не знает. Скороход же мой сказал, что это портной едет. Нас отпустили, но графиня Воронцова, придворная дама великой княгини и любовница великого князя, бывшая тогда с ним, стала смеяться и делать такие предположения на тему мнимого портного, что великий князь пришел в весьма мрачное расположение духа. Когда после нескольких часов, проведенных с великой княгиней, выходил я из дальнего от дворца павильона, который она занимала под предлогом принятия морских ванн, я едва успел сделать несколько шагов, как меня окружили три всадника с саблями наголо, взяли за ворот и повели к великому князю. Тот, узнавши меня, велел только моим проводникам, чтобы мы ступали за ним. Некоторое время меня вели по дороге к морю, и я уже думал, что пробил мой последний час, когда у самого берега свернули мы направо к другому павильону, где великий князь прямыми словами спросил меня, не пользую ли я его жену, на что я ему ответил: нет.
Великий князь несколько часов держал Станислава под стражей. После совещания было решено , что лучше не устраивать международный скандал и отпустить молодого поляка целым и невредимым. На рассвете Станислав получил карету и вернулся во дворец, где у него была квартира. После ночных приключений он подумал, что правильнее будет залезть в комнату через окно, не подвергаясь риску встретить в коридоре людей, которые станут задаваться вопросом, откуда он возвращается в такое время. Но, к несчастью, он перепутал окна и ввалился в квартиру одного из генералов, который как раз в это время брился. Военный поначалу испугался, решив, что увидел призрака, но, узнав Понятовского, расхохотался и дал слово никому не рассказывать о происшествии.
Станислав не знал , что его ждет. Вся его жизнь была теперь в руках великого князя и его собутыльников. Следующие несколько суток он не мог спать от беспокойства, а по лицам русских придворных видел, что о событиях той ночи известно всем. Вскоре Петр пригласил его на ночную прогулку в саду. Станислав пошел туда, умирая от страха, не зная, что может ждать его ночью в зарослях Петергофского парка. И, наконец, вздохнул с облегчением, когда великий князь сказал ему: «Ну что ты , право, как маленький, отчего не признался мне вовремя? Если б ты это сделал, не вышло бы всей этой суматохи».
С той поры повелось , что Петр устраивал совместные ужины для Екатерины, Станислава и своей любовницы. А когда вместе он вставал из-за стола вместе с Елизаветой Воронцовой, то говорил своей жене: «Сдается , дети мои, что я вам больше не нужен». Таким образом стало ясно , что сложившаяся ситуация удобна и для самого великого князя, который никогда не любил свою жену. Идиллия продолжалась недолго — 14 августа Понятовскому пришлось покинуть Петербург и вернуться в Польшу, чтобы присутствовать на Сейме, который должен был состояться осенью того года.
Коронованные головы
Станислав мечтал о скором возвращении в Петербург. К несчастью , политические события ему этого не позволили. Он страдал не только из-за вынужденной разлуки, но и из-за трудностей с ведением переписки. Екатерина постоянно предупреждала, чтобы он писал ей реже. Ведь любовная корреспонденция подвергала столь высокопоставленную особу, как великая княгиня, большой опасности. Обмен письмами сделался еще более рискованным с 1762 года, когда скончалась императрица Елизавета и Петр III вступил на престол, а Екатерина оказалась супругой главы государства. А с июля того же года — когда сама Екатерина осуществила государственный переворот, лишив своего мужа короны (и жизни), — письма Понятовского уже могли представлять смертельную опасность.
Ты , вероятно, весьма невнимательно читаешь мои письма; я сообщила тебе и повторяла несколько раз, что, если ты прибудешь в Россию, я подвергнусь величайшей опасности, причем сразу с нескольких сторон. Ты говоришь, что тебя охватывает отчаяние; меня это удивляет, ибо каждый разумно мыслящий человек должен уметь смириться со своею судьбой.
Запретив писать письма , Екатерина пообещала своему бывшему возлюбленному, что после смерти ныне правящего Августа III сделает его королем Польши (все знали, что кончина тяжело болевшего короля уже близка). Это было в ее власти, потому что со времен правления Петра Великого Речь Посполитая находилась в российской сфере влияния, и именно российские правители решали, кому занять польский престол. Оказывая Понятовскому такую услугу, она руководствовалась уже не любовью, а холодным политическим расчетом. Любовные утехи в этой время ей дарил уже другой фаворит — Григорий Орлов.
Возведение на польский престол бывшего возлюбленного было хорошо продуманным ходом , ведь Станислав Понятовский — как писала Екатерина прусскому правителю Фридриху II — «из всех кандидатов на польскую корону имеет наименьшие шансы ее получить , а потому будет наиболее верен тем, из чьих рук получит корону». Более того , Станислав Понятовский не имел собственной политической партии и зависел в этом вопросе от своих дядьев (Чарторыйских), что должно было сделать новоизбранного короля еще менее самостоятельным.
Она не ожидала , что, взойдя на трон в 1764 году, Станислав станет в первую очередь руководствоваться благом своей страны. А он принял корону, имея вполне определенный план государственных реформ. И даже с мыслью о Екатерине подробно описал этот план в сочинении «Исторический анекдот», которое хотел отправить в Петербург, но которое до императрицы так и не дошло. Мы можем лишь гадать, согласилась ли бы она на избрание Понятовского, зная, какие планы реформ польского государства его вдохновляли?
Станислав Август Понятовский в коронационном костюме. Картина Марчелло Баччарелли. Источник: Королевский замок в ВаршавеВыбор в качестве даты коронации 25 ноября стал поклоном в сторону «владычицы его судьбы» , ведь это день памяти Святой Екатерины. Выраженная таким образом благодарность императрице продлилась недолго. Уже самые первые политические требования Екатерины — высказанные устами российских послов — встретили несогласие Станислава Августа (такое имя он принял на коронации) и стали предвестниками всех тех бедствий, с которым столкнулась Речь Посполитая в течение трех десятилетий его правления. Первые годы власти последнего польского короля обычно называют периодом его политического образования. Это образование определенно избавило его от чувств, которые он питал к объекту своей первой большой любви. Их постоянная борьба за реформы и независимость Речи Посполитой (Станислав) или ее дальнейшую зависимость от России (Екатерина) вылилась в серию бурных политических и военных событий, финалом которых стали три раздела страны. А горестным эпилогом стало отречение Станислава Августа, навязанное ему 25 ноября 1795 года, на именины Екатерины и 31-ю годовщину его коронации.
Последняя встреча
Я должен читателю еще одну историю. После расставания в 1758 году Станислав и Екатерина встретились всего лишь раз , в 1787 году. Императрица тогда отправилась объезжать территории, отвоеванные у Турции во время последней войны, что должно было спровоцировать Турцию на новое военное столкновение. Станислав Август же отправился в приграничный польский город Канёв (ныне Черкасская область Украины) с намерением провести переговоры о соглашении по увеличению численности армии, которая поддержала бы Россию в турецком походе, и предложить польско-российский союз, который защитил бы Польшу от агрессии со стороны других соседей.
Чтобы встретиться с императрицей , Станиславу Августу пришлось преодолеть почти 900 км. Он выехал из Варшавы 23 февраля, что давало шанс проделать запланированное путешествие вглубь Украины по весенней разпутице и в начале мая достичь границ Речи Посполитой (поскольку выезжать за пределы страны без согласия Сейма король не мог). Встреча была назначена на 25 апреля (6 мая). За три дня до встречи король писал своему брату, примасу Михалу Понятовскому:
Решающий час близок. Готовлюсь к нему почти как к исповеди. Прошу Бога о благоразумии и удаче.
Их встреча на галере Екатерины II на Днепре продолжалась всего несколько часов и была распланирована российской стороной так , чтобы церемониальные вопросы заняли как можно больше времени. Их личный разговор даже не состоялся тет-а-тет — императрицу постоянно сопровождал ее тогдашний фаворит Григорий Потемкин. По политическим вопросам польский король не получил в тот день ни одного окончательного решения, поэтому трудно было сразу оценить, стоила ли встреча потраченных усилий. И лишь впоследствии выяснилось, что выдвинутые в Канёве предложения способствовали созданию такой политической ситуации, в которой стали возможными созыв Великого Сейма и принятие Конституции 3 мая — величайшие достижения за все время правления Станислава.
Картина Яна Богумила Плерша «Отъезд Екатерины II из Канёва в 1787 году». Источник: Львовская галерея искусствНо с человеческой точки зрения эта встреча не могла не стать очень тяжелой для двух главных участников и не вызывать у них амбивалентные чувства: с одной стороны , воспоминание о юношеской любви, с другой — фрустрация, связанная с последующими годами политической борьбы. Оба они состарились, утратили физическую привлекательность, и хотя их умственные способности и изысканность манер, безусловно, оставались на высоком уровне, роль правителей государств поставила их по разные стороны баррикад. Вопреки надеждам польского короля, императрица не согласилась остаться в Канёве подольше, чтобы провести там 8 мая — именины Станислава. Она отплыла как можно скорее и лишь издали видела фейерверк, устроенный в ее честь поляками.
Когда Станислав Август встал из-за стола и готовился сойти с корабля Екатерины на берег , он не смог найти свою шляпу. Заметив это, Екатерина подала ее польскому королю. Станислав поблагодарил комплиментом, содержавшим аллюзию на то, из чьих рук он получил корону: «Ваше Императорское Величество не в первый раз жалует мне головной убор».
Больше они не встретились. Когда государства , соседствующие с Польшей, приняли решение о третьем и последнем разделе страны, Станислава Августа отправили в Гродно и там принудили к отречению, о котором говорилось выше. Там же он ждал решения императрицы по поводу собственной последующей судьбы. Он хотел бы встретить старость в Италии, где не был никогда в жизни — это путешествие было его давней мечтой. Однако Екатерина не дала на это своего согласия. Из Гродно он смог уехать только после смерти императрицы в 1796 году, получив приглашение в Петербург, где стал наполовину узником, а наполовину гостем нового правителя России, императора Павла I. Петербург сильно изменился с 1750-х годов, когда там бурлил юношеский роман Понятовского с великой княжной. Последний год своей жизни он провел, заново узнавая город. Там он и умер в 1798 году и был похоронен в базилике святой Екатерины Александрийской.
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян
