Публикуем интервью с Яниной Загжембской, дочерью Ирены Сендлер.
Анна Мешковская: Твое самое раннее воспоминание детства?
Янина Загжембская: Гробик, черный, в часовне дома на Бельведерской — в нем братик Анджей. Он умер в ноябре 1949 года (беременную Ирену Сендлер допрашивали в госбезопасности ПНР о ее связях с Армией Крайовой. Недоношенный ребенок умер, прожив 11 дней — прим. пер.).
АМ: Что еще ты помнишь?
ЯЗ: Помню, как сидела то ли под обеденным, то ли под письменным столом, а отец печатал на машинке.
АМ: Что ты знала о довоенной жизни мамы?
ЯЗ: Что во время учебы в университете она жила у родственников матери. Они были эндеками (члены крайне правой Национально-демократической партии Польши — прим. пер.). Знала, что она не могла окончить учебу. Что написала дипломную работу у профессора Вацлава Борового, и тот прислал из отпуска открытку, в которой сообщал, что ставит ей оценку «хорошо»
АМ: О том, что защита так и не состоялась, мама говорила?
ЯЗ: Нет.
Янина Загжембская, торжества по случаю 100-летия Ирены Сендлер. Фото: Мацей Беджицкий / Forum
АМ: Помню, пани Ирена рассказывала, как в семнадцать лет цыганка нагадала ей, что у нее будет два мужа, но замуж она выйдет трижды…
ЯЗ: И это сбылось. За Мечислава Сендлера она вышла снова после смерти отца. Но через десять лет они разошлись.
АМ: Ты часто говоришь, что от мамы тебе передался страх перед немцами. Как он проявляется?
ЯЗ: Приезжая в Германию, независимо от того, где я нахожусь — в отеле, школе или ресторане, — я ищу путь для побега, укрытие. Я чувствую, в основном, страх.
АМ: Ты показала мне очень важную фотографию с посвящением, которое многое объясняет: «Моему ребенку. Так выглядела твоя мамочка, когда "вышла" из Павяка — немецкой тюрьмы — в 1943 г.». Пани Ирена рассказывала, что ее мучили угрызения совести: она участвовала в подпольной деятельности, попала под арест, потом бежала из дома и жила у знакомых — это сократило жизнь ее матери. Пани Ирена не смогла даже прийти на ее похороны, потому что ее разыскивало гестапо. После войны она часто посещала могилу матери на кладбище Повонзки. Она была там и 30 марта 1947 года. На следующий день родилась ты.
ЯЗ: Мне случайно удалось спасти эту фотографию. Я сделала несколько отпечатков, но к маме кто-то пришел, и она — в этом вся мама — захотела подарить гостю именно этот снимок. Не окажись меня тогда рядом, фото пропало бы. Отпечатки были новыми, а памятный снимок немного потрепанным. Гостю должен был достаться экземпляр похуже. Посвящения мама, наверное, не заметила.
Фото Ирены Сендлер и посвящение, написанное за две недели до рождения ее первенца. Фото: архив Янины Згжембской / "Historia Ireny Sendlerowej", Варшава, 2018, стр. 26.
АМ: Где-то я прочитала: «Об Ирене Сендлер в ПНР совершенно забыли. Причина — ее связи с Армией Крайовой».
ЯЗ: Мама никогда не была в Армии Крайовой! Еще до войны она состояла в Польской социалистической партии. А в 1948-м стала членом Польской объединенной рабочей партии.
АМ: До какого года она оставалась в ПОРП?
ЯЗ: Кажется, до конца. Несколько раз хотела сдать партийный билет, но так этого и не сделала. После 1968[1] года в связи с состоянием здоровья и из-за политической ситуации она не была действительным членом партии.
АМ: Пани Ирена вела активную профессиональную, общественную жизнь…
ЯЗ: Ох! Как мы с братом ненавидели эту мамину общественную жизнь. Ее стремление делить себя между всеми. Мама считала, что мы счастливы, раз у нас есть крыша над головой, и мы не голодаем. О других наших потребностях дома речи не шло.
АМ: Кто приходил к маме?
ЯЗ: «Друзья времен войны». Так она их всех представляла. Мы с братом долго не знали правду о том, чем она занималась в войну. Лишь в 1956 году, когда ее наградили медалью Праведника мира, мы узнали, за что именно. После статьи о маме, кажется, в еженедельнике «Prawo i życie», к нам стали приходить люди…
АМ: Кто это был?
ЯЗ: Самые разные посетители. Из Польши и из-за границы… Иногда это были «товарищи по Павяку», так она их называла.
АМ: А спасенные дети?
ЯЗ: С нами все время были Тереса и Ирена.
АМ: Военные дочки мамы?
ЯЗ: Да. У Тересы были прекрасные косы. После 1956 года она уехала в Израиль. Мы поддерживали с ней связь до конца ее жизни. Я постоянно общаюсь с Иреной. Она много лет прожила в Щецине, потом вернулась в Варшаву. У нее дочь, внучка, двое правнуков.
АМ: А другие?
ЯЗ: Теплые отношения связывали маму с семьей Гловинских. Она знала их еще до войны. Мы бывали у них дома. Такой вкусной фаршированной рыбы, какую готовила мать Михала Гловинского, я больше нигде не ела!
АМ: Я знаю, что маму раздражали вопросы журналистов о том, есть ли у нее фото со спасенными детьми.
ЯЗ: С теми, кто навещал маму в последние годы — были. Из более ранних сохранился только один снимок, 1944 года, с Иреной и пани Рудольф. Не знаю, кто их сфотографировал и когда. И более поздние из Израиля…
Доктор Мария Скоковская-Рудольф, Ирена Сендлер и спасенная ею Ирена Войдовская, 1945. Фото: архив Янины Згжембской / "Historia Ireny Sendlerowej", Варшава, 2018, стр. 159.
АМ: Сколько времени мама провела в Израиле?
ЯЗ: Она ездила в мае 1983 года на три недели.
АМ: С какими впечатлениями мама вернулась из той поездки?
ЯЗ: С хорошими. Долгие месяцы она вспоминала встречи с людьми, которых знала и с которыми познакомилась там. В этом путешествии было важно все — люди, места, события. Она старалась вернуть доброе имя Польше, доказывая, что здесь не все сплошь антисемиты…
АМ: Ты говорила, что события марта 1968 вернули маме силы.
ЯЗ: Конец 1967 – начало 1968 года для мамы — это больница, санаторий, заболевание сердца, она не вставала с постели. Она была в очень плохом физическом состоянии, а на дворе — март 68-го. Как-то мой брат Адам вернулся с Краковского предместья заплаканный. Рассказал, что творится в городе. Тогда мама спустила ноги с кровати, позвонила Яге Пётровской и сообщила: «Бьют евреев, надо собирать новую Жеготу[2]…». И с того момента, когда мама дошла до телефона, она более-менее стала ходить. Вернулась к жизни.
Ирена Сендлер и спасенная ею Тереcа Кернер, Израиль, 1983. Фото: архив Янины Згжембской / "Historia Ireny Sendlerowej", Варшава, 2018, стр. 28.
АМ: Известно ли, сколько еврейских детей было спасено благодаря участию Ирены Сендлер?
ЯЗ: На встречах в школах я часто повторяю, что мама участвовала в спасении большого числа еврейских детей вместе со своими соратниками, потому что она просила не забывать о том, что ничего не сделала бы в одиночку.
АМ: Я знаю, что Ирена Сендлер никогда не говорила: «Я спасла 2500 детей». В статьях, которые она писала, не встречаются цифры. Ядвига Пётровская и Ян Добрачинский в интервью упоминали о нескольких сотнях спасенных детей. Работая над книгой, я хотела начать поиски знаменитого сегодня «списка Сендлер». По всей вероятности, он находится в Израиле, в кибуце, где хранится архив Адольфа Бермана.
ЯЗ: Мама не хотела, чтобы искали список и обнародовали фамилии из него. Она опасалась, что этим чудом спасенным людям, сегодня уже пожилым, могут снова причинить зло, что они могут стать изгоями, что от них отвернутся близкие и друзья.
АМ: В 1945 году Ирена Сендлер и Ядвига Пётровская извлекли закопанную под яблоней в саду на Лекарской улице, 9 бутылку (или две) с настоящими фамилиями еврейских детей. Список спасенных пострадал лишь частично. Бóльшую часть фамилий и адресов женщинам удалось восстановить. Из интервью с Ядвигой Пётровской мы знаем, что это она переписывала данные детей, потому что у нее была пишущая машинка. Список передали Адольфу Берману, председателю Центрального комитета польских евреев. На протяжении пяти лет велись поиски детей из списка, их семей, родных. В Польше и по всему миру. Созвали специальный поисковый отряд. Я познакомилась с Ежи Плонским, входившим в него. Твоя мама была против того, чтобы спасенных детей отбирали у польских семей, которые их полюбили. Она считала, что это еще одна драма в их трагической жизни.
ЯЗ: Это правда. Чаще всего такие вопросы не удавалось решить безболезненно.
АМ: Как ты думаешь, с мамой произошло то, что в психологии называется вытеснением?
ЯЗ: Она вытесняла войну осознанно. Запрещала себе говорить о том, что пережила. Но прошлое возвращалось во время общения с людьми, которые хотели что-нибудь у нее узнать.
Ирена Сендлер, Варшава, 2003. Фото: архив Янины Згжембской / "Historia Ireny Sendlerowej", Варшава, 2018, стр. 8.
АМ: Почему в последние годы жизни мамы ее популярность в Польше и за рубежом стремительно возросла? Ведь она и раньше давала интервью.
ЯЗ: Да, но наши СМИ подняли шумиху вокруг приезда в Польшу американских девочек, в 1999 году написавших для школьного конкурса по истории пьесу о маме «Life in a Jar», название которой переведено как «Жизнь в стеклянной банке». С этого все и началось. Появилась легенда, которую продолжают передавать из уст в уста. А никакой банки не было, была бутылка.
АМ: Две бутылки.
ЯЗ: Во всяком случае, точно не банка. Но исправлять ошибку уже бесполезно. Маме присылали банки с листками бумаги. А теперь банки ставят на ее могиле.
АМ: Жизнь после жизни Ирены Сендлер. Только памятника нет…
ЯЗ: 11 мая 2014 года в Москве был открыт первый в мире памятник Ирене Сендлер. Это скульптура, изображающая Ирену Сендлер в полный рост с букетом цветов в руках. Школы, которые носят имя мамы значат намного больше, чем памятник, которого она никогда не хотела.
АМ: Но были и музыкальные композиции, посвященные Ирене Сендлер, концерты, медали, монеты, открытки, марки, в честь нее назван сорт тюльпанов, во многих городах появляются муралы, открывают памятные доски (в Пётркув-Трыбунальском, на доме, где она жила до войны, и в Варшаве, на стене здания, в котором работала), ее именем называют улицы, скверы, бульвары… Вышло несколько документальных фильмов: «Список Сендлер», «Волшебница из гетто», «Во имя их матерей» и художественный «Храброе сердце Ирены Сендлер», монодрама «Стена», а теперь есть...
ЯЗ: ...аллея рядом с Музеем истории польских евреев POLIN…
АМ: …с 15 мая 2013 года. Ее открыли во время памятных мероприятий, в церемонии участвовал президент Бронислав Коморовский. Как по-твоему, сбывается ли желание Ирены Сендлер, чтобы люди во всем мире помнили и понимали, чем была война, чтобы ценили мир, чтобы из урока войны вынесли, что превыше всего — любовь, толерантность и смирение?
ЯЗ: Нет, нет и еще раз нет. Мама до конца своих дней следила за новостями, знала о политической ситуации в мире, наблюдала за текущими конфликтами по телевизору. Она смотрела на взрывающиеся бомбы, детей с автоматами и со слезами на глазах говорила, что люди ничего не поняли во время войны, ничему не научились. Они продолжают убивать друг друга и по-прежнему больше всех страдают дети.
Перевод Владимира Окуня
Интервью опубликовано в книге Анны Мешковской «История Ирены Сендлер» («Historia Ireny Sendlerowej»), издательство Marginesy, Варшава, 2018
[1]В 1968 г. в Польше развернулась инспирированная властями широкая антисемитская кампания.
[2]«Жегота» — подпольный Совет помощи евреям, действовавший в Польше во время нацистской оккупации.