6 сентября началось контрнаступление ВСУ на временно оккупированные территории Харьковской области. Вполне вероятно, что вскоре боевые действия перебросятся и на временно оккупированную Луганскую область. Местные журналисты и волонтеры, которые были вынуждены выехать, рассказывают, удалось ли россиянам наладить жизнь в захваченных после 24 февраля украинских городах, много ли там коллаборантов и почему без Украины эти территории обречены на вымирание.

Алексей Артюх, журналист, жил и работал в Рубежном

Алексей Артюх. Источник: Олексій Артюх / фейсбук

С начала марта за Рубежное велись ожесточенные бои, в том числе и уличные. Два месяца линией разграничения была улица Богдана Хмельницкого, одна из центральных. Ту часть Рубежного, на которой находились украинские военные, оккупанты сравняли с землей всеми возможными способами. Применяли, как сами же пишут в социальных сетях, установку УР-77 «Метеорит» — 17 раз. Работала и авиация, хотя Россия это опровергает.

Россияне оккупировали Рубежное 12 мая. На территории элеваторного комплекса Golden Agro на спутниковых снимках видно огромные воронки от авиабомб. Однако центральная часть города более-менее цела.

Сейчас ситуация в Рубежном тяжелая. Местные жители часто сообщали, что до них не доходит элементарная гуманитарка: ее на местах разворовывают представители оккупационной власти и коллаборанты-назначенцы. Например, так называемый мэр Сергей Хортов — коллаборант.

Правда, в Рубежном кое-где начали восстанавливать коммуникации. В отдельных домах, пострадавших чуть меньше, появились вода, газ, свет. Но на самых свежих видео с окраин города видно, как в детской коляске везут пятилитровые баклажки с водой.

Централизованное отопление отсутствует уже несколько лет. В некоторых домах есть индивидуальные электрические или газовые котлы (у кого мародеры не украли, потому что котлы в квартирах начали снимать еще в июне).

А еще не во всех домах есть окна. И оккупанты не очень спешат их устанавливать. В Рубежном не хватает стройматериалов, даже элементарной пленки — там все, что только можно, затягивают пленками. Но я слышал, что появились фирмы, устанавливающие пластиковые окна по очень высоким ценам: одно окно стоит 15 тысяч рублей. Это примерно 9 тысяч гривен, что вдвое дороже, чем в Киеве. Оккупанты ничего не восстанавливают. Магазины, кафе размородерили, магазин «АТБ» сожгли. Максимум несколько заправок открыли, какие-то свои магазины, но цены в них очень высокие. К тому же, чтобы получить наличные деньги, нужно обращаться к третьим лицам, у которых высокие проценты — чтобы обналичить деньги с банковской карты, необходимо отдать примерно 20–40 % от суммы.

До широкомасштабной войны в Рубежном проживало около 56 тысяч жителей, среди них было много переселенцев, иностранных студентов. Например, сюда переместили Луганский государственный медицинский университет, в котором училась молодежь из стран Африки, Азии. Их были тысячи. Сейчас, думаю, в Рубежном осталось около шести тысяч жителей.

Оккупанты хотели 1 сентября запустить три школы, но ни открыли ни одной. Детей перевели на дистанционку, хотя по своим каналам заявляли, что против удаленного обучения.

Сначала, когда ситуация со стабильной работой была очень тяжелой, люди работали на временной — убирали улицы. Им платили 10 тысяч рублей. Приблизительно шесть тысяч гривен… Сейчас появились так называемые бюджетники, но все это для того, чтобы люди не умерли от голода — имитация деятельности. До 24 февраля большинство жителей Рубежного работало на Рубежанском картонно-тарном комбинате и заводе «Заря». Некоторые — на «Азоте» в Северодонецке, расположенном за 15 километров от Рубежного. Эти работники рассказывали, что оккупанты целенаправленно били по предприятиям, поэтому пока не известно, можно ли их в принципе восстановить. В целом ситуация в Рубежном крайне критическая, хотя оккупанты и пытаются создать картинку, будто бы город возвращается к нормальной жизни.

Владислав Гуртовой, волонтер из Лисичанска

Владислав Гуртовой. Источник: vikna.tv

До 24 февраля в городе проживало около 100 тысяч людей, а на момент оккупации оставалось около 12 тысяч. Приблизительно 50 % — пенсионеры. Молодежи около 15 %.

2 июля Лисичанск оккупировали, а я выехал из города 1 июля — вывозил оттуда раненых.

Я был одним из руководителей гуманитарного штаба. Штаб организовал раздачу гуманитарки — всего самого необходимого. Макароны, гречка, рис, консервы, подсолнечное масло, лекарства, без которых не обойтись. В наш штаб волонтеры привезли очень много лекарств: валидол, каптопрес, ибупрофен, валериану. Также к нам привозили питьевую воду, для выдачи людям ее хватало.

Техническую воду по городу развозила ГСЧС: заедут в штаб, наполнят канистры на 500–1000 литров — и развозят по районам, в которых оставалось больше всего людей. Мы с ГСЧС также занимались эвакуацией и развозкой гуманитарной помощи.

Лисичанск в полтора-два раза больше Северодонецка по площади. Он пострадал чуть меньше, хотя каждому из его районов хорошенько досталось.

В начале оккупации город разделили на отдельные районы, за пределами которых перекрыли пешеходное и транспортное сообщение. Без пропуска человек не мог попасть из одного района в другой. Россияне проводили так называемую зачистку – забирали некоторых людей. Тех, кто был известным деятелем, имел ярко выраженную проукраинскую позицию.

Оккупантская комендатура делает вид, будто бы планирует что-то восстанавливать, принимает заявки на отстройку разрушенного жилья.

Сейчас в Лисичанске начали расчищать завалы, пытаются доставать из-под них трупы. Но в городе никто ничего не восстанавливает. Нет света, электричества, газа. Электричество пропало 7 мая. Разрушены многие электрические подстанции в самом городе. Люди готовят еду на кострах.

После оккупации сперва вообще ничего не работало. А сейчас открываются непонятные магазины с космическими ценами. Плохая колбаса стоит 700 гривен за килограмм (в других украинских городах похожая — около 200), а дезодорант Old Spice — 400 гривен (в Киеве, например, — 70). Ассортимент — самое необходимое и элементарное.

Где люди берут деньги на жизнь? За коммунальные услуги сейчас никто не платит. Можно постоять в очереди и получить гуманитарку, за водой поехать на рудник, с соседями объединиться и приготовить кастрюлю борща и еще что-нибудь — главное день прожить.

Людей регистрируют на получение паспорта ЛНР. Некоторые среди тех, кто хочет получить российское гражданство, отправляют документы в Россию.

Александр Белокобыльский, журналист, уроженец Луганска, много лет проработал в местных СМИ, в 2014-ом две недели пробыл в плену «ЛНР», пишет об оккупированной Луганской области

Александр Белокобыльский. Источник: ipress.ua

Есть оккупированные города, не подвергшиеся разрушениям, — Сватово, Старобельск. Я общался с фермерами — выехавшими с оккупированной территории и оставшимися там. Разговаривал с одним парнем, который с 2014-го по 2017 год воевал в АТО. Он потом демобилизовался. Его отец занимался фермерским хозяйством. Они увеличили свой земельный банк, понемногу развивались. В преддверии полномасштабного вторжения купили еще несколько паев и новый комбайн.

После 24 февраля они первым делом принялись вывозить семьи, а сам парень снова пошел воевать. Я с ним впоследствии общался в госпитале — он был ранен. Парень рассказал, что имущество тех, кто был причастен к сопротивлению, воевал, был в добробатах, оккупанты «национализируют».

В начале оккупации фермеров не трогали, то есть зерно принудительно не забирали, но ставили на него очень низкие цены, поэтому фермеры были вынуждены его сдавать. То есть это не конфискация, но закупка в несколько раз дешевле, чем урожай 2021 года. Подсолнечник и пшеницу покупали по четыре рубля за килограмм, то есть по четыре тысячи рублей (2,4 тысячи гривен) за тонну. Ранее фермеры продавали зерно в гривнах, и цены на него были более 10 тысяч гривен за тонну.

Сложно было и с посевной: поскольку россияне собрали озимые, посевная велась тяжело и на небольшой площади. Скот из частных фермерских хозяйств сразу повезли на бойню в Луганск. Об этом даже сообщали ЛНР-овские информцентры: «Первая партия скота уехала на бойню». Хотя одновременно с этим пропаганда рассказывает, что фермерам «нормально живется».

Если говорить о крупных компаниях, таких как «Нибулон», «Агротон» (последняя работала преимущественно в Луганской области), то они потеряли значительное количество имущества на оккупированной территории. Их земли передали в управление одному местному деятелю, по сути, коллаборанту. Но ходят слухи, что в следующем году они будут переданы крупным агрохолдингам из Ростовской области и Краснодарского края.

На новых оккупированных территориях вся промышленность была сконцентрирована в «химическом треугольнике»: Рубежное, Северодонецк, Лисичанск. Трудно сказать, что от нее осталось сегодня. К примеру, Лисичанский нефтеперерабатывающий завод. Его владельцем является кипрская «оффшорная дочь» компании «Роснефть». Они остановили производство еще в 2012 году, и все это время предприятие не функционировало. Северодонецкий «Азот» тоже не очень работал.

После 2014 года на протяжении длительного времени крупные химические предприятия, все еще остававшиеся на территории неоккупированной Луганской области, не могли запуститься из-за того, что не было резервной нити поставки электроэнергии. Технологически, если процесс прервется, это может привести к техногенной катастрофе. Поэтому необходимо, чтобы была основная нить, через которую бы осуществлялось электроснабжение этих предприятий. А Луганская область была своего рода энергетическим островом — снабжение осуществлялось лишь со Счастьенской, то есть Луганской ТЭС.

Если эти предприятия останутся оккупированными, к ним необходимо будет провести одну резервную ветку с территории России, построить дополнительную подстанцию, поэтому вряд ли они организуют работу на «Азоте».

Раньше пенсионеры, жившие в ОРДЛО, для того чтобы получить соцвыплаты, должны были ехать на подконтрольную Украине территорию и подтверждать, что они живые люди. Некоторые из них и тогда пользовались услугами «Первого коммерческого центра», который занимался и до сих пор занимается переводами по специальным схемам. Но курс гривны к рублю был грабительским, примерно 1:1, что на 40 % меньше реального курса.

Сейчас пенсионеры на оккупированных территориях не могут получить украинскую пенсию, деньги накапливаются на их счетах в «Ощадбанке». Им приходится жить на выплаты, которые оккупационная администрация называет пенсиями, — это около 7 тысяч рублей (4,2 тысячи гривен).

Людей, поддержавших оккупантов, немного имеется, однако численность их невысока. К примеру, немало местных учителей отказалось работать по российским программам. Вместо них на новые оккупированные территории приехали работать российские учителя, но не потому, что действует программа обмена населения (как заявляла об этом российская пропаганда), а потому, что на самом деле в «ЛНР» серьезная нехватка кадров. Кстати, российских назначенцев больше всего именно в «Министерстве образования ЛНР».

На новых оккупированных территориях россияне первым делом пытались раздавать «паспорта ЛНР». Я слышал, что сейчас за это необходимо платить 1,3 тысячи рублей (приблизительно 780 гривен). Раньше было бесплатно.

Тоже интересный момент — оккупанты не доверяют украинцам с новых оккупированных территорий. Чтобы проехать до Луганска (старая оккупированная территория), людям, у которых есть прописка на новых оккупированных территориях, сначала необходимо получить пропуск. То есть свободно перемещаться между старыми и новыми оккупированными территориями невозможно. Также случалось, что мужчина приезжал в Луганск, скажем, из Старобельска, а его хватали и мобилизовали в «армию ЛНР».

Перевод Ии Кивы