Подполье в Вильно
Вторая мировая война разделила братьев Милошей. Младший , Анджей, остался в родных краях, в Литве, а Чеслав вернулся в оккупированную немцами Варшаву, с которой был связан с конца 30-х годов ХХ века.
Анджей Милош (после войны журналист , литератор, переводчик, режиссер документальных фильмов), энергичный и спортивный — летал на планере, прыгал с парашютом — во время войны вступил в подполье в Вильно, где тогда жил. Он организовывал побеги польских офицеров из литовских лагерей для интернированных через Швецию во Францию, а также первые каналы подпольной связи в Виленском крае. Был членом Армии Крайовой.
«Он считался одним из самых смелых людей в нашем подполье» , — вспоминал публицист Стефан Братковский. В арендованном доме с садом на улице Поповской , 14 он организовал перевалочный пункт для евреев. Из гетто, образованного немцами в Вильно летом 1941 года, они бежали в Пущу Рудницкую, где присоединялись к партизанским отрядам либо к так называемым семейным лагерям. Лесные лагеря, в которых проживало от нескольких еврейских семей до нескольких сот человек.
Подпольная литературная жизнь
Чеслав Милош (поэт , прозаик, переводчик, дипломат, лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 года, кавалер Ордена Белого орла), старше брата на шесть лет, отправился на фронт как сотрудник Польского радио для обслуживания военной радиостанции. До Варшавы — через Румынию и Вильно — он добрался летом 1940 года.
Вместе со своей будущей женой Яниной Длуской-Ценкальской и ее родителями он поселился в доме 131 на аллее Независимости. Милош участвовал в подпольной литературной жизни. Сборник «Стихи» , изданный под псевдонимом «Ян Сыруть», стал первой подпольной поэтической публикацией оккупированной Варшавы. Милош подготовил стихотворную антологию «Независимая песня» (1942). Кроме того, он переводил иностранную литературу, в том числе книгу Жака Маритена о проигранной Францией войне против Третьего рейха À travers le désastre («Дорогами поражения») в 1940 году, а также произведения Шекспира для тайного Театрального совета.
Сотрудничество с Владиславом Рыньцей
Братья Анджей и Чеслав поддержали еврейскую семью Троссов. В 1943 году Анджей помог паре выбраться из Виленского гетто , а Чеслав нашел для них укрытие в Варшаве, обеспечил им фальшивые документы и поддерживал материально. В осуществлении плана братьям помог Владислав Рыньца, товарищ Чеслава по юридическому факультету в Вильно.
Рыньца руководил транспортной фирмой , проводившей официальные торговые операции между Вильно, Минском и Варшавой. Анджей Франашек, автор биографии Чеслава Милоша, писал:
Благодаря взяткам немецким властям и сотрудничеству с партизанами различных группировок , фирма торговала валютой, провозила оружие и секретные документы, а также помогала евреям, бежавшим из виленского гетто.
Как сообщает Институт «Яд ва-Шем» , помощь, которую оказывали евреям Чеслав Милош и его брат, была непосредственно связана с деятельностью Чеслава и Владислава Рыньцы в социалистической организации «Свобода», функционировавшей в Вильно, а затем в Варшаве, и объединявшей членов Польской социалистической партии.
В Варшаве Рыньца инвестировал часть колоссальной прибыли в книги. В качестве его посредника Милош заключил договоры , в частности, с Тадеушем Брезой, Яном Бжехвой , Ярославом Ивашкевичем, Яном Добрачинским, Зофьей Налковской.
Восстание в Варшавском гетто
«Мы не смотрели в глаза друг другу» , — констатировал поэт после войны , возвращаясь в воспоминаниях к весенней ночи 1943 года, когда в Варшавском гетто шли повстанческие бои.
Стоя на балконе , мы слышали крик из гетто. От этого крика в жилах застывала кровь. Это был крик тысяч людей, которых убивали. Он несся сквозь безмолвное пространство города посреди красного зарева пожаров, под равнодушными звездами, в ту кроткую тишину садов, в которой растения усердно выделяли кислород, воздух благоухал, а человек чувствовал, что жить хорошо. Было что-то особенно жестокое в этом спокойствии ночи, красота которой и людское злодеяние ударяли в сердце одновременно.
Стихи о Катастрофе
Тогда он прятал у себя бежавших из закрытой части города Фелицию Волкоминьскую , ее дочь и золовку, которые прямо накануне восстания постучались к нему в дверь. Несколько дней спустя — в пасхальное воскресенье — Чеслав Милош ехал трамваем на Беляны. Вагон остановился на площади Красиньских. Поэт увидел карусель и катавшихся на ней людей. Так появились строки стихотворения Campo di Fiori , которые интерпретируются как голос протеста против Катастрофы в Варшавском гетто. Годы спустя Милош назвал Campo di Fiori аморальным стихотворением — написанным об умирании с позиции наблюдателя:
А ветер с домов горящих
Сносил голубками хлопья ,
И едущие на карусели
Ловили их на лету.
Трепал он девушкам юбки,
Тот ветер с домов горящих,
Смеялись веселые толпы
В варшавский праздничный день. перевод Натальи Горбаневской
В стихотворении «Бедный христианин смотрит на гетто» Милош пытался вникнуть в суть соучастия:
Что скажу ему – я , Жид Нового Благовещения,
Две тысячи лет надеющийся на возвращенье Христа?
Мой изувеченный труп откроется его взору,
Дав повод числить меня среди прислужников смерти:
Необрезанных. перевод Сергея Морейно
В этом стихотворении говорю «я» , тот, который уже умер, который разложился. Над которым тяготеет вина. И который боится обвинения.
В 1987 году мысль поэта подхватил Ян Блонский в эссе «Бедные поляки смотрят на гетто» , считающемся переломным в литературе на тему польско-еврейских отношений во время Второй мировой войны. Блонский поднял вопрос о доле ответственности поляков за осуществленную на польской земле Катастрофу, вызвав «дискуссию , которая стала началом неоконченной доныне дороги памяти» , как писал Франашек.
Награждение Милошей
Супруги Тросс , которым помогали Анджей и Чеслав Милоши, погибли во время Варшавского восстания в 1944 году. Выжившая Фелиция Волкоминьская в 1957 году эмигрировала в Израиль.
25 июля 1987 года , по предложению Волкоминьской, Институт «Яд ва-Шем» в Иерусалиме удостоил звания Праведников народов мира братьев Анджея и Чеслава Милошей.
Редакция выражает благодарность музею POLIN за возможность публикации
Перевод Сергея Лукина