Январь 2018 года. Именно тогда многие в Польше впервые услышали , что есть такой человек, как Денис Урубко: что он занимается альпинизмом и в этом гениален. Но тогда никто не говорил о рекордах, о покоренных вершинах — речь шла лишь о его невероятной спасательной операции. Вместе с Адамом Белецким, другим гималаистом (так называют в Польше высокогорных альпинистов), он отправился к вершине Нанга-Парбат на помощь Элизабет Револь. Они поднимались в темноте, в бешеном темпе — хотя позже Урубко скажет, что это было вовсе не так эффектно, как писали СМИ, — и в итоге спасли француженку.
Палаточный лагерь в Гималаях. Источник: Unsplash
Вся Польша жила этой операцией — ведь на склоне оставался тогда и спутник Револь , Томаш Мацкевич. Он так и не вернулся, навсегда оставшись в горах, но Урубко и Белецкий стали героями. В Польше они были награждены орденом Возрождения Польши, а во Франции — орденом Почетного легиона. Но уже несколько недель спустя Урубко для многих стал антигероем. Принимая участие в польской экспедиции на вершину Чогори в Каракоруме, он в какой-то момент принял решение штурмовать вершину в одиночку, чтобы осуществить свою мечту.
В общем , фигура незаурядная: противоречивая, но определенно привлекательная. Он родился в СССР, его бабушка была родом из Чехии, в молодости его закалила служба в армии, а более десяти лет тому назад Денис Урубко поселился в городке Зомбковице-Шлёнске, неподалеку от Вроцлава, стал инструктором польской альпийской группы и в итоге подал документы на польское гражданство. Он признаётся, что, стоя на вершине, не ощущает никаких ограничений и чувствует себя гражданином мира.
Чудо спасения
В том январе Польша надолго запомнила Урубко и прониклась альпинизмом , убедившись, что гималаисты — люди сильные и неустрашимые. Была темная ночь. Они не считались с опасностью: главным было спасти Револь и Мацкевича. Вся страна ждала сообщений с Нанга-Парбат, следила за каждым шагом Белецкого и Урубко, переживала за них. А они просто спешили на помощь.
Там было множество старых тросов. Был риск , что эти тросы повреждены камнепадами. Было опасно и тяжело. Мы несли в себе много позитивной энергии, ведь мы старались ради чего-то настоящего, ради спасения других людей: Томека и Элизабет.
Денис Урубко с Элизабет Револь и Адамом Белецким. Источник: facebook.com/adambieleckiteamУсловия были экстремальные: темнота , высокие горы и каждая минута на счету. Польским альпинистам помогли пакистанцы. Хотя в их армейском уставе прописан запрет на ночные полеты, к тому же в таких условиях, человечность победила. Военные высадили Белецкого и Урубко в самом удобном месте, чтобы они сразу могли двинуться в горы к терпящим бедствие. И они пошли.
Был сильный ветер , шел снег. Я знал, что она будет где-то там, на Стене Киншофера. Я звал ее. Для меня эта акция — что-то из разряда чуда. Момент, когда я услышал, что эта женщина мне ответила, — это было именно чудо. Нам очень повезло, что Элизабет была недалеко и мы могли ей помочь.
Он добавлял , что в ту ночь они показали миру: гималаисты, хоть порой и бывают эгоистами, в первую очередь люди. Они могли помочь и сделали это.
Погоня за мечтой
Гималаи. Источник: Unsplash
Несколько недель спустя Польша вновь болела за Белецкого и уже хорошо известного Урубко. Им предстояло совершить нечто великое — на сей раз в спортивной плоскости. Они собирались первыми подняться зимой на вершину Чогори — последнего восьмитысячника , не покоренного в зимних условиях. Урубко много лет мечтал об этом восхождении. Впрочем, какой гималаист о нем не мечтает? И вот он получил приглашение в польскую экспедицию от легенды альпинизма Кшиштофа Велицкого. Семнадцать человек отправились писать историю.
Надежда на успех была. Ее наверняка подогревали недавние события , продемонстрировавшие мастерство Белецкого и Урубко — именно они двое были ключевыми фигурами экспедиции. 19 февраля альпинисты разбили лагерь на высоте 7200 метров, 20 февраля поднялись на 7400 метров. Однако время уходило, а понятие «зимнего восхождения» для Урубко означало не то же самое, что для поляков: для них смена времен года происходит в день весеннего равноденствия (в районе 20 марта), для него как для россиянина — 1 марта. И он решился на одиночный подъем на Чогори. В Польше вновь звучало его имя — но на это раз он был антигероем. А сам спортсмен тем временем двигался к своей мечте, которую, однако, так и не исполнил.
Проблема была не в подъеме. Проблема возникла , потому что никто не хотел идти со мной наверх. Это были последние дни настоящей зимы. Передо мной был последний шанс совершить спортивное восхождение, которое я сам для себя запланировал. Вся польская команда предполагала работать до конца марта, и здесь я был в меньшинстве. Оставались две возможности: либо ждать неделю в главном лагере, либо исполнить свою мечту. Так что у меня был лишь один выход.
Я делал все, чтобы добиться этого. Поднимался, пока это имело смысл. Это была моя мечта, я делал все для ее исполнения. Я дошел до ледовой стены, и оказалось, что там трудно проложить маршрут через лабиринт расщелин. Я упал на пять метров в расщелину. Смотрел на часы и понимал, что уже слишком поздно, чтобы подняться на вершину. Было пять или шесть часов, это уже ночь. Я решил, что дальше идти нет возможности и повернул назад. Пока был шанс, я рисковал и делал все, чтобы двигаться вверх.
Это был подъем , после которого значительное число людей изменили свое мнение насчет Урубко. Его обвиняли в эгоизме, несубординации, чуть ли не обмане. И, конечно, всплывал вопрос о его происхождении — для многих он был уже не поляком, который спас Револь и пытался спасти Мацкевича, а русским обладателем польского паспорта, не подчинившимся Велицкому. Он, в свою очередь, намекал, что все выглядело не так, как описывали СМИ: что в экспедиции царила не самая лучшая атмосфера, что его заставали врасплох, подсовывая на подпись какие-то документы, что был не очень хорошо проложен маршрут. И что на месте некоторые вещи оказались не такими, как перед казалось вылетом.
В варшавском аэропорту и когда мы отправлялись покорять вершину , все как один были гималаистами. А когда дошло до дела, начались разговоры, что один руководит только этим, другой — тем, третий заявлял, что поднимается лишь до первого лагеря и не дальше. А их всех считали выдающимися спортсменами!
Урубко выбрал погоню за мечтой.
Эгоизм или философия гималаиста
За многие годы он видел в горах практически все. Видел , как близко пролегает граница между жизнью и смертью. Проходя мимо мертвых тел на склонах высочайших гор мира, понимал, что без хорошей подготовки может закончить, как те альпинисты, которые так и не вернулись домой. Понял он и то, что в горах трудно избавиться от эгоизма.
Вот фрагмент из интервью после той экспедиции на Чогори.
Существует ли гималаизм без эгоизма?
Это невозможно. Спорт — это эгоизм. Каждый спортсмен делает свое дело ради себя. Не бывает спорта без эгоизма.
Но ведь это была команда.
Команда эгоистичных личностей.
Если бы на вершину поднялся кто-то другой , вы бы радовались?
Конечно. Это была наша экспедиция , и это было бы наше общее счастье. Во время нашей с Адамом экспедиции на Канченджангу руководителем был я. В команде была наша двойка, Алекс Тикон, Артем Браун и Дмитрий Синев. Там было очень тяжело. В конечном счете только я покорил вершину, но по возвращении в Катманду никто не был разочарован. Все радовались этому успеху. Все, кроме меня: ведь моей задачей было организовать зимнюю экспедицию так, чтобы вся команда поднялась на Канченджангу. А для них было важно, что мы в целом добились успеха.
Однако в этом эгоизме есть место для сочувствия , для помощи другому. Элизабет Револь не единственная, кого он спас, подарив годы жизни. Но с его точки зрения в этом нет ничего особенного: ведь он совершает восхождения и при случае идет на помощь.
Многих я уберег от обморожений и других повреждений. Ну и меня спасали раза три , за что я благодарен своим друзьям и партнерам по экспедициям. Я спас около десяти человек, но в этом нет ничего особенного. Посмотрите на медиков: они ежедневно спасают жизни, что во Вроцлаве, что в Оструве-Велькопольском. Мы, гималаисты, лишь реализуем свои эгоистичные побуждения.
Когда он идет в горы , то знает, что однажды может не вернуться, но смотрит на это спокойно. По его мнению, погибнуть можно в любое время и в любом месте. В горах, конечно, тоже.
Я принимаю во внимание такой вариант , что могу погибнуть. У меня был такой момент на Чогори. Я понимаю это. Лучше об этом не думать, поскольку в экстремальной ситуации можно погибнуть и здесь, в нормальных условиях. Мы живем и не думаем об этом.
Мечты , которые не дают уйти
В какой-то момент , однако, ему все надоело. В феврале 2020 года Денис прощался с альпинизмом. Зимой ему не удалось покорить вершину Броуд Пик в Каракоруме, и он с горечью говорил, что ему уже нечего делать в горах: он устал от них, потерял к ним симпатию. Его книга называется «Околдованный горами», но он возражал против названия, говоря: «Нет , я не околдован. Более того, я не люблю горы. Слишком многих друзей я там потерял».
Денис Урубко в итальянских Альпах. Источник: facebook.com/denisurubkoОднако пауза в несколько месяцев позволила ему немного иначе взглянуть на альпинизм , и он увидел, что ему еще есть что там делать. На Горном фестивале им. Анджея Завады в сентябре этого года Денис Урубко говорил о возможности своего возвращения в горы.
Во-первых , если моя жена захочет подняться на восьмитысячник новым маршрутом, я пойду с ней. Другое предложение — организовать зимнюю экспедицию с хорошей командой, с хорошими друзьями, такими как Рафал Фроня, Марцин Качкан, Адам Белецкий. Если бы мы это организовали, то вначале проводили бы совместные тренировки в Татрах, в Италии. Потом можно было бы подумать о зимнем Чогори.
Мечта о зимнем восхождении на Чогори не угасла , и весьма вероятно, что она заставит его вернуться в горы. Так легко он от них не откажется.
Перевод Владимира Окуня
