* * *

«18 ноября около 8 часов вечера группа российских захватчиков пошла по селу — они стучались к людям и требовали дать им спиртные напитки. Где-то четвертым на их пути был дом , в котором жила семья: жена, муж и двое деток в возрасте 4 и 13 лет. К утру мужа нашли застреленным посреди двора, жену — на первом этаже со следами насильственной смерти, а двоих детишек — на втором этаже, убитых выстрелом в головку. На теле — следы изнасилования».

* * *

«Одну ситуацию расскажу , где большая семья была, были две молодые девушки. И вот российские военные сказали: "Выбирай кого, или мы сами выберем". Из двух девушек одна была дочка, а другая — невестка. И женщина указала на невестку. Они были одного возраста, молодые, красивые. Женщина спасла свою дочку и указала на невестку, а у невестки в это время было двое маленьких детей…»

* * *

«Я ему тогда сказала: "Что ж ты делаешь?! Я — женщина , я — мать! Ты не можешь со мной такое творить!" На это он ответил: "Ты — не женщина, ты — укропка". И добавил непристойное слово…»

* * *

Несколько приведенных выше свидетельств украинцев о преступлениях российских военных , связанных с сексуальным насилием, — одни из многих. Большинство жертв отказывается говорить о том, что им пришлось пережить. Сексуальное насилие — едва ли не самая табуированная тема в контексте военных преступлений РФ. Меж тем в российских застенках , созданных на оккупированных территориях, похищенных украинских женщин и мужчин продолжают унижать, морить голодом и холодом, жестоко бить, насиловать, убивать.

Эти и другие военные преступления , совершенные военными РФ, чрезвычайно важно документировать — в будущем это может послужить доказательством в международных трибуналах, помочь наказать агрессора и получить от него репарации. Но не менее важно дать жертвам слово — пусть и по большей части анонимно.

Свидетельства военных преступлений РФ на территории Украины международные и украинские правозащитные организации фиксируют начиная с 2014 года. После начала полномасштабного вторжения РФ к ним присоединился и польский Центр документации российских преступлений в Украине имени Рафала Лемкина , созданный при Институте Пилецкого.Полное название — Instytut Solidarności i Męstwa im. Witolda Pileckiego (Институт солидарности и мужества им. Витольда Пилецкого)

Сотрудники центра собрали почти 700 свидетельств в Украине и еще примерно столько же — от беженцев за границей. На их основе в марте 2024 года был подготовлен первый объемный (на 80 страниц) доклад — «"Нравится , не нравится — терпи, моя красавица." Ненаказанные преступления: сексуальное насилие российских оккупационных войск над украинскими женщинами».

Более 60 украинцев в возрасте от 16 до 86 лет (в основном женщины) рассказывают о преступлениях , жертвами или свидетелями которых они стали. Доклад переведен на польский и английский языки, скоро появится также немецкая версия.

* * *

Свидетельства на деоккупированных территориях (Киевская , Донецкая, Сумская, Черниговская, Днепропетровская, Херсонская и Запорожская области) собирают две группы, оттуда их отдают на обработку в Варшаву. Координатор проекта и документатор — Моника Андрушевская — с 2014 года работает на передовой как военный репортер и хорошо знает , как живут люди на прифронтовых территориях. Она также занимается делами пленных в Крыму и в так называемых ЛНР и ДНР. Вместе с Моникой свидетельства собирает Виктория Годик, волонтер, которая в феврале 2024 года пережила оккупацию Ирпеня и чудом спаслась. Кроме них , собирают свидетельства Ирина Довгань и Роман Таибов. Фото из Донецка 2014 года, на котором над Ириной, привязанной к столбу, глумятся из-за ее проукраинской позиции, облетело весь мир. Но эти издевательства — мелочи в сравнении с теми пытками, которые она пережила в плену.

Такой личный опыт документаторов помогает открыться жертвам , с которыми они разговаривают. Кроме того, опрошенным гарантируют полную анонимность — поэтому их обозначают, лишь указывая приблизительный возраст — например, 45+ или 75+.

Моника Андрушевская:

Моника Андрушевская. Фото: Ольга Осипова / Новая Польша

Самое сложное — то , что мы работаем на очень опасных территориях, где каждую секунду рядом может что-то взорваться, где российские дроны сбрасывают мины. Нам часто приходилось прятаться. Иногда мы не можем куда-то поехать из-за обстрелов — а иногда не можем из-за них откуда-то выехать. Кроме того, везде на деоккупированных территориях высокий уровень минирования.

Я в основном опрашиваю семьи пропавших без вести и пленных , потому что сама пережила исчезновение близкого человека и понимаю, каково это. Часто женщины не хотят рассказывать про то, что с ними творили, для них это тема-табу. Мы не настаиваем — жертва говорит только то, что хочет сказать. И иногда перед тем, как записать свидетельства, мы общаемся с человеком час или два, чтобы он почувствовал понимание, доверился.

В нашем докладе много свидетельств пожилых женщин и девушек-подростков. Это , среди прочего, показывает, что для российских военных преступников нет никаких границ. Им не важно, сколько женщине лет, как она выглядит, красивая ли она. Все эти стереотипы про сексуальное насилие — бред.

Опыт этих жертв чрезвычайно тяжелый , и мне очень не нравится, когда документаторы или журналисты рассказывают, как им трудно записывать эти свидетельства. Мы не имеем права говорить, что нам тяжело — тяжело тем, кто делится своей историей.

Сейчас , когда мир не хочет давать Украине оружие, когда ощущается недостаток снарядов, — очень важно дать слово пострадавшим женщинам. И этим докладом мы хотим показать, что единственный гарант безопасности для женщин — не только в Украине, но и в Польше, странах Балтии и дальше — это ВСУ. Когда меня спрашивают, как остановить изнасилования во время войны, я отвечаю просто: поддерживать Вооруженные силы Украины. Потому что чем меньше территорий, оккупированных РФ, тем меньше изнасилованных. Этим докладом мы хотим показать, что будет, если Россия не остановится на Украине и пойдет дальше.

Виктория Годик:

Виктория Годик. Фото: Ольга Осипова / Новая Польша

Россия несет в этот мир только агрессию и террор. У нас есть села , где свидетельств не записывали ни украинская прокуратура, ни международные организации. Не может быть такого, что, например, на слуху только Ирпень и Буча , а о каком-то условном селе в Харьковской области, которое было под оккупацией дольше, чем Киевщина, никто не знает, типа там ничего не происходило. Происходило. Мы знаем, что там насиловали девушек и женщин, что там был такой же кошмар.

Мы , документаторы, сперва приезжаем в администрацию, к старостам сел, которые направляют нас к тем или иным людям, которые могут что-то рассказать. Дальше в поиске свидетелей работает сарафанное радио. Мы опрашиваем людей по стандартной анкете, которую немного меняем в зависимости от ситуации. Сам рассказ снимаем на камеру, при этом саму запись не публикуем и не раскрываем никаких персональных данных.

Прежде чем записывать человека , мы объясняем ему, почему его свидетельства ценны для украинского общества, что они пойдут в международные суды, что благодаря ним мир снова услышит и, может быть, наконец-то поймет, что из себя представляют российские военные. Из нашего доклада становится ясно, что среди них, насильников, — и буряты, и чеченцы, и русские. Складывается впечатление, что они пришли на нашу землю насиловать и убивать, и что им это нравится. Для них это как развлечение. Мне кажется, этому способствует тот факт, что их никто не наказывает.

Женщины обычно боятся говорить о том , что они пережили, особенно в селах. В городах все-таки есть возможность обратиться с заявлением о таком преступлении в полицию, причем анонимно. А если женщину забирали в плен в селе, где все всех знают, — то все село понимало, что с ней там делали. Поэтому ее молчание — это нежелание лишней огласки.

Возможно , мы также сделаем отдельный доклад о насилии над мужчинами. Лишь немногие их них отваживаются об этом говорить, особенно о том, как в российских застенках им к гениталиям прицепляли «крокодильчики», через которые пускают ток — чтобы они не могли потом передавать свои гены, не могли зачинать детей, которые станут украинскими патриотами. Это геноцид.

После того , как мы записываем свидетельства, жертвы часто говорят нам: слава богу, я выговорилась. Несмотря на страх и стыд, им важно говорить о том, что с ними делали.

Ирина Довгань:

Ирина Довгань. Источник: Ирина Довгань / фейсбук

С начала полномасштабного вторжения 24 февраля 2022 года случаев насилия , совершенного российскими военными, а особенно — сексуального насилия над женщинами — стало намного больше. И с расширением территории, подконтрольной россиянам, мы получаем всё больше информации о пострадавших.

В этот доклад , среди прочего, вошли свидетельства женщин, которых оккупанты взяли в плен и подвергали нечеловеческим пыткам. Все они рассказывают и о тех, кто исчез в российских застенках. Иногда, став свидетелями смерти других людей, пленные даже не знали их имен. Мне самой за время плена оккупанты не раз угрожали убийством, говоря: «Закопаем в посадке и никто не узнает». Может быть , однажды мы найдем эти братские могилы.

Многие женщины , которые пережили сексуальное насилие — люди старшего возраста. Делясь своими свидетельствами, они часто говорят, что могут не дожить до наказания преступников, которые над ними издевались. Но даже если жертвы не доживут до наказания преступников, свидетельства, которые собирает Центр документации российских преступлений в Украине имени Рафала Лемкина, останутся как доказательства. Мы все должны работать над тем, чтобы насилие закончилось, чтобы каждый, кто готов совершить преступление, знал, что наказание неизбежно.

* * *

Доклад состоит из анонимных цитат свидетелей , расположенных хронологически и по тематическому принципу, поэтому нет ощущения, что они вырваны из контекста, наоборот — разные голоса и ситуации как кусочки пазла складываются в общую картину.

Свидетельства начинаются с первых дней оккупации , которая для многих наступила в первые часы полномасштабного вторжения. Российские военные сразу начали грабить дома, владельцы которых заблаговременно эвакуировались, терроризировать местных жителей обысками, преследованиями, задержаниями и пытками, которые сопровождались сексуальным насилием. Предлогом для этого нередко становилась патриотическая позиция свидетелей или членов их семей. Одна из пострадавших стала заложницей российских военных в собственном доме — она была вынуждена готовить им еду, убираться за ними, терпеть насилие.

При этом , как отмечают свидетели, на подконтрольных России территориях даже лояльность оккупационной армии и коллаборация с РФ не гарантировали безопасности — насиловали людей с разными политическими взглядами. Насиловали у них дома на глазах родных. Насиловали, вывезя жертву в заброшенные здания или место дислокации своих частей. Насиловали в фильтрационных лагерях и на блокпостах. Насиловали поодиночке и группой — угрожая при этом жертвам и членам их семей. Часто одними угрозами дело не ограничивалось — российские военные пытали и убивали членов семей изнасилованных жертв.

Свидетели рассказывают , что захватчики, совершая сексуальное насилие, угрожали, били оружием, резали, выбивали зубы, калечили — вне зависимости от возраста и поведения жертв. Часто это происходило в российских застенках и тюрьмах, следственных изоляторах, исправительных колониях, куда свидетелей привозили, выкрав из дома, с места работы или просто посреди улицы.

Кроме пыток , в том числе изнасилований и других преступлений, имеющих признаки сексуального насилия (принуждение к раздеванию или прикосновения к интимным местам), к жертвам применяли и психологическое насилие — например, имитировали их расстрел.

Отдельное место в докладе посвящено последствиям преступлений против половой свободы свидетелей — это , в частности, заражение хроническим гепатитом, различными инфекциями, нежелательные беременности, а также глубокие психические травмы. Жертвы часто изолируются от семьи и общества и готовы общаться только с теми, кто получил схожие травмы.

* * *

Реальные масштабы военных преступлений РФ , связанных с сексуальным насилием, можно будет примерно оценить только после полного освобождения украинских территорий. Примерно — потому что многих жертв запытали насмерть, и их голоса никогда не будут услышаны, а из тех, кто выжил, далеко не каждый найдет в себе силы рассказать о пережитом. Поэтому так важно, чтобы записанные голоса живых свидетелей кричали на весь мир, как про это сказала одна из пострадавших:

«Сижу — плачу… Дала силу , волю слезам… Больше никто не кричит: "Замолчи!" Никогда не думала, что со мной может такое произойти... Мне хочется кричать на весь мир...»

Перевод с украинского Валентины Чубаровой