В современной Польше для обозначения женщины во власти существует феминитив «политичка» — по образцу «докторки» , «учительницы» или «математички». Но еще недавно — всего лишь полтора десятка лет тому назад — это слово имело в польском языке совершенно другое, пренебрежительное значение. «Политичкой» презрительно называли несерьезный стиль ведения политики. В отношении женщин же его не употребляли, поскольку те только-только появлялись в политике.
В довоенной Польше женщины не играли большой роли в политике. Но и при коммунистах — считавших себя невероятно прогрессивными — они тоже оставались на обочине власти.
Одной из главных структур в ПНР было Политбюро , состоявшее из важнейших деятелей Польской объединенной рабочей партии. Первая женщина появилась в нем лишь в 1981 году, через 36 лет после прихода коммунистов к власти! Это была работница Зофья Гжиб, которую, впрочем, считали не слишком умной, зато безоговорочно верной социалистическому строю. В последующих составах Политбюро появлялись также учительница, ткачиха и «химичка». Эта четверка была единственными женщинами на 90 человек, входивших в состав Политбюро за всю историю ПНР.
Женщины , конечно, занимали другие руководящие, но менее значительные посты. Они были директорами, воеводскими партийными секретарями или председательствовали в организациях. И даже заседали в польском Сейме: в процентном отношении там их бывало больше, чем на Западе. Но польский парламент — это все же более низкий уровень власти. По самым важным вопросам решения принимались партийными кругами. Менее значительными были и правительственные структуры.
В 1956 году женщина впервые стала министром: Зофье Васильковской доверили сферу юстиции. Надо сказать , это был огромный прогресс по сравнению с довоенной Польшей — между 1918 и 1939 годом женщин вообще не подпускали к профессии судьи.
Единственная женщина-прокурор — Изабелла Хоецкая-Бонецкая — получила эту должность в 1936 году , однако она так ни разу и не выступила на судебном заседании. Но, по крайней мере, польки еще со времени обретения независимости в 1918 году обладали избирательными правами , что уже неплохо в сравнении с другими странами.
В истории польского коммунизма женщины , как правило, представляли собой лишь фон. На переднем плане они появлялись исключительно редко. Большой известностью пользовалась польско-немецкая революционерка Роза Люксембург.
В довоенной Польше знали Марию Кошутскую — ей доводилось спорить с самим Сталиным. Когда в июле 1924 года советский лидер обвинил часть деятелей Коммунистической партии Польши в поддержке троцкизма и угрожал «поломать им кости» , она обратилась к нему со знаменитыми словами: «В нашем коммунистическом интернационале поломанные кости срастаются. Но меня беспокоит другое: именно из-за ваших особых привилегий опасны для вас не те люди , которым можно, как нам, ломать кости, а те, у которых вообще костей нет». Сегодня о ней уже почти никто не помнит , хотя в годы ПНР ее партийным псевдонимом Вера Костшева назвали столичную улицу, которая сегодня носит имя «Варшавской битвы 1920 года».
Во время войны гитлеровцы расстреляли Малгожату Форнальскую , которая была заброшена в оккупированную Польшу с советского самолета, чтобы помочь в создании подпольной Польской рабочей партии (ППР). Для патриархального мира в ее истории есть некая ирония: ведь она, женщина, проложила путь к высшим постам во власти для мужчины. Во время немецкой оккупации Форнальская организовала вывоз из Минска в Варшаву Болеслава Берута, отца ее внебрачной дочери, рожденной во время довоенного обучения в Москве по линии Коминтерна. Вовлечение Берута в ряды ППР значительно ускорило его карьеру среди коммунистов и в конце концов, после войны, привело его на вершину власти.
А еще во время войны была женщина , которая по своей значимости превзошла большинство — если не всех — польских политиков. Это Ванда Василевская , доверенное лицо Иосифа Сталина, писательница, одна из создателей Союза польских патриотов и польской армии в Советском Союзе. После войны недоброй, но все же славой пользовалась полковник Юлия Бристигер из госбезопасности. Вот , собственно, и всё. На тогдашнем польском политическом Олимпе, на самых вершинах власти, других женщин обнаружить нелегко.
Так что властью коммунисты делились с женщинами не слишком охотно, зато работой — с удовольствием!
В первые послевоенные годы мерилом прогресса для коммунистов служило то , что польки стали трудиться в мужских профессиях. В польском языке появились новые слова: горнячка, сталеварша, каменщица. Это можно рассматривать как пример прогрессивности коммунистов, а можно и как обыденную необходимость. Просто и после Первой, и после Второй мировых войн мужских рабочих рук не хватало, поэтому женщинам было легче трудоустроиться. Однако через несколько лет после Первой мировой войны, когда на рынке труда вновь появились мужчины, многие женщины потеряли работу. В ПНР в этом отношении было намного лучше: количество работающих женщин постоянно росло.
Впрочем , после 1956 года, в эпоху Владислава Гомулки , вернулось разделение на мужские и женские профессии. Дело доходило до абсурда.
Согласно правилам , защищавшим женщин, те не могли работать мастерами в цехах, признанных вредными для здоровья. Зато уборщицами их туда принимали.
Когда в Польше в шестидесятых годах остановился рост заработной платы , Владислав Гомулка объяснял это растущим числом работающих женщин. Его расчеты укладывались в рамки патриархальной логики: мужчины год от года зарабатывают больше, но на работу выходит всё больше женщин, зарплата у которых ниже, вот рост среднего заработка и замедлился.
В шестидесятые годы пресса призывала: «Людвик , за кастрюли!», что должно было сподвигнуть мужчин помогать женам в домашних делах. Но публиковались и статьи, полные опасений перед эмансипацией, которую называли «нашествием амазонок».
Семидесятые годы , эпоха Эдварда Герека — это подчеркивание роли женщины как матери и жены. Пропагандировалась модель , в которой она занята прежде всего домом и детьми, а профессиональная деятельность как цель жизни отходит на второй план. Такой иерархии способствовали и новые правовые привилегии, связанные с ролью матери: декретный отпуск был продлен с двенадцати до шестнадцати недель, повысились выплаты для матерей. Эти перемены были, конечно же, выгодны для женщин, но они подчеркивали традиционные семейные роли. Символичным стало изменение в главной партийной газете Trybuna Ludu в 1973 году: рубрику «Женские вопросы» переименовали в «Портрет матери».
Такие эмансипационные виражи в истории ПНР объясняются просто. Когда для тяжелых работ нужны были женщины , то подчеркивалось равноправие, а когда государство делало ставку на рождаемость, женщинам снова предлагалась роль матери. Однако задачу женщин неизменно определяли мужчины.
В смысле политической роли женщин коммунисты были довольно отсталыми по сравнению с остальным миром. Когда в эпоху Гомулки власть в Польше на самом высоком уровне представляли исключительно мужчины , премьером Индии была Индира Ганди. При Гереке, то есть в семидесятые годы прошлого века, во главе Израиля стояла Голда Меир, а образцом капиталистического бесчувствия польская пропаганда объявляла премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер.
Коммунисты успешно развивали систему образования — это следует признать. В послевоенной Польше образовательный уровень у девушек рос даже быстрее , чем у юношей. В семидесятые годы численность студентов и студенток была равной, хотя девушки по-прежнему реже завершали свое образование, прерывая его, например, из-за беременности. Но уже во второй половине восьмидесятых годов среди профессионально работавших было несколько больше женщин с высшим образованием (10 %), нежели мужчин (9 %), а если говорить о среднем образовании, разрыв был значительным (30 % в случае женщин и 17 % в случае мужчин). Однако говоря об этих образовательных достижениях, которыми гордились коммунисты, стоит отметить, что поляки, хотя и получали лучшее образование, чем прежде, могли «воспользоваться» им строго регламентировано. Прочитать только такие книги, посмотреть такие фильмы и театральные спектакли, которые допустила к публикации цензура. То есть они могли досконально изучить «Коммунистический манифест» , но никак не «Порабощенный разум» нобелевского лауреата Чеслава Милоша.
Получение образования не усиливало и стремления к равноправию. В коммунистической Польше , в сущности, не было независимых феминисток, даже в среде демократической оппозиции было трудно услышать их голос. Официально для феминизма вообще не было места. Коммунисты считали его буржуазной идеологией. Женские вопросы монополизировала Лига польских женщин , которая проводила официальную линию партии и правительства. Но хотя бы эту организацию всегда возглавляли женщины.
Перевод Сергея Лукина
